Энн не могла понять мотивов такого поведения Джулии. Она еще не догадывалась о том, на что рассчитывала Джулия.
Каждая викторианская девушка из хорошей семьи мечтала или должна была мечтать о замужестве. Но Мэтью был не только женат, а развод был неприемлем в обществе, он еще был к тому же близким родственником. Не могло такого быть, размышляла Энн, чтобы Джулия испытывала физическое влечение к Мэтью, потому что ни одна викторианская девушка не имела ни малейшего представления о сексе. Их держали в полном неведении до первой брачной ночи. Во всех мужчинах, должно быть, есть садистские наклонности, язвительно подумала Энн, но факт остается фактом; Джулия не могла думать о иной близости с мужчиной, кроме объятий и поцелуев. Тогда чего она хочет от Мэтью?
Джулия и сама не смогла бы ответить на этот вопрос, поскольку никогда не задавала его себе, никогда не думала об этом. Она руководствовалась потребностью быть рядом с Мэтью и желанием стать самым главным человеком в его жизни. В будущее она не заглядывала. Чувствуя слабость положения Энн, Джулия решила воспользоваться тем, что казалось ей благоприятной ситуацией.
На утро после бала, она надела свою самую элегантную амазонку и пошла искать Мэтью. Он сидел за письменным столом в библиотеке, читал письмо от Эммы и улыбался. Письма Эммы всегда создавали у него отличное настроение.
— Главное достоинство Эммы, — признался он как-то Николасу, — что она никогда не надоедает. Она ничего не требует и не ставит никаких условий. Она принимает наши отношения такими, как есть. Очень приятный подход, ты не находишь?
И Николас согласился, хотя и с некоторым беспокойством за сестру и легкой завистью к вечному успеху Мэтью у женщин.
Мэтью улыбался, читая очень остроумный и забавный отчет о развлечении, которое леди Локгден посетила накануне, но он нахмурился, дойдя до последнего абзаца.
«Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как мы были одни, — писала она, — по-настоящему одни. Этот бесконечный сезон дает так мало возможностей для встреч. Как я тоскую по осени и загородным поездкам, когда я могла смотреть на тебя и знать, что ночью ты будешь моим. Ты придешь сегодня к чаю? Прошу, приходи. Я скажу, что ни для кого другого меня нет, и тогда мы сможем побыть наедине хоть немного, и я смогу обнять тебя.»
Мэтью в ужасе смотрел на письмо, написанное крупным женским почерком Эммы. Доверить такие чувства бумаге было само по себе удивительно, но его гораздо больше взволновал тот факт, что Эмма эти чувства испытывает. Как высказал он в разговоре с Николасом, главное, что привлекало Мэтью в ней, был ее нетребовательный характер. Было множество женщин с такой же привлекательной внешностью и таким же знатным происхождением, которые охотно стали бы его любовницами. Мэтью оставался с Эммой, потому что его устраивал ее характер. Но то, что он только что прочитал, показалось ему ужасным — это было как признание в любви, а отношения такого рода не входили в планы Мэтью. Это слишком обременительно и опасно. Он не любил Эмму и никогда не будет ее любить, но… Вдруг Мэтью почувствовал, что кто-то стоит рядом. Он резко обернулся и увидел Джулию. Она пристально смотрела на письмо.
Джулия пробралась в библиотеку и подкралась сзади к Мэтью, намереваясь в шутку испугать его. Она видела, что он читал письмо, но когда он обернулся, по его выражению она поняла, что ее присутствие он не расценивает как шутку. Он выглядел обеспокоенным, даже растерянным. Взгляд Джулии упал на письмо и она успела кое-что увидеть, прежде чем Мэтью спрятал его в ящик стола. Не деловое письмо, решила она, почерк был женский. Неужели Энн не единственная преграда на пути к ее цели?
Джулия присела на край стола и соблазнительно улыбнулась. Она знала, что выглядит очаровательно в бархатной амазонке цвета лаванды и цилиндре.
— На Роттен-Роу из-за тебя могут возникнуть беспорядки, если ты отправишься туда в таком сногсшибательном виде. — Мэтью уже взял себя в руки и теперь с восхищением смотрел на нее.
Джулия сделала грустное лицо и опустила глаза.
— Никто не обратит на меня внимания. Я никому не нравлюсь.
— Какие глупости, дорогая! Ты — самая очаровательная дебютантка этого сезона. — Голос Мэтью звучал тепло и искренне.
— О, Мэтью, ты в самом деле так думаешь? Ты действительно считаешь меня красивой? — Голос Джулии дрогнул, и ее большие голубые глаза наполнились слезами, которые очень трогательно потекли по ее щекам.
Мэтью с беспокойством смотрел на нее, потом наклонился и взял ее руки в свои.
— Что случилось?
— Никто меня не любит, — зарыдала она. — Тетя Энн говорит, это потому, что я не такая, как все.
— Что! — Мэтью был возмущен. — Энн так сказала? Она не имела права так обижать тебя. Я поговорю с ней, и она извинится перед тобой.
Джулию душили рыдания, и Мэтью встал, чтобы утешить ее. Она положила голову ему на грудь и глубоко вздохнула. К счастью для него она тут же перестала плакать, и Мэтью опустился на стул, держа Джулию на коленях, а она обнимала его за шею.
— Знаешь, а тетя Энн права. Я другая. Она говорит… Нет, это неважно. — Она замолчала, изображая нежелание продолжать.
— Нет уж, говори! — мрачно приказал он. — Позволь мне услышать остальные высказывания твоей тетки.
— Я боюсь, ты будешь на нее сердиться, — начала притворно уклоняться Джулия. — А она так добра ко мне и я не хочу стать причиной неприятностей.
— Говори!
— Ну, она сказала, что в жилах Харкорт-Брайтов течет дурная кровь, — солгала Джулия, смело вкладывая свои собственные страхи в уста ничего не ведающей Энн. — И она права — в конце концов мой отец действительно сошел с ума. Стоит ли удивляться, что мужчины не хотят меня знать? Они боятся, что эти качества я передам своим детям.
— Энн это сказала? — переспросил Мэтью. — Джулия, она не права, совершенно не права. — Он прижал Джулию к себе. — В нашей семье нет никакой дурной крови, как ты выражаешься. То, что случилось с твоим отцом, большое несчастье, но это единичный случай. В роду Харкорт-Брайтов не было сумасшедших, и Бог свидетель, в большинстве благородных семейств Англии есть один-два предка, которые известны теми ли иными… особенностями характера. Есть, однако, один недостаток, которым страдали некоторые члены нашей семьи: это боязнь воды. К сожалению, твой отец обладал им в очень большой степени, а я, напротив, вовсе не подвержен этому страху. Поверь мне, Джулия, тебе не о чем беспокоиться. И я абсолютно уверен, что никто даже не думает об этом.
— И это единственная отрицательная черта, присущая семье?
Ее лицо было так близко, что Мэтью чувствовал запах ее кожи; ее тело так тесно прижалось к нему, что он ощущал биение ее сердца. Когда он заглянул в глубину ее васильковых глаз, то, казалось, увидел картины прошлого и услышал его голос. Первым ему вспомнился кузен Обри, который, как подозревал Мэтью, был гомосексуалистом. Потом его чувства к юной Изабель и голос Фредди: «У Харкорт-Брайтов слабость к очень молодым леди. Посмотри, как дядя Джервас пестует нашу маленькую сестричку».
