Он ждал ее в гостиной.
— Филип! — Она бросилась к нему, простирая руки. — Это так чудесно. Ты заставил меня испытать страшное потрясение, когда так неожиданно появился из туннеля, и реальность только сейчас начинает до меня доходить. Если бы ты знал, какие муки я пережила, когда услышала о твоей смерти! Сегодня — счастливейший день моей жизни!
— Могу себе представить.
— И ты женат! Надеюсь, ты счастлив — у нее такое доброе лицо.
— Елена очень добра — помимо всего прочего.
— Но чего я не могу понять, — продолжала Тиффани, усаживаясь на софу, — зачем тебе было нужно считаться погибшим.
— Уж тебе-то следовало угадать ответ, — он очаровательно улыбнулся ей. — Моя неприязнь к отцу и сестре не была для тебя тайной.
«Сестре» было подчеркнуто. Тиффани собралась с духом.
— Надеюсь, Миранда объяснила тебе ситуацию. Ты понимаешь, что у тебя есть возможность «сделать» Мэтью и Миранду сразу и окончательно?
— Да? И как же?
Он сел рядом, улыбаясь с той самой юношеской беспечностью и беззаботностью, которые она хорошо помнила по дням, проведенным в Париже.
— Ты вернешься в Лондон, чтобы возглавить «Брайт Даймондс» вместо Миранды. Но тебя же никогда не заботили алмазы, Филип! Мы будем сотрудничать — с твоим правом голоса в «Даймонд Компани» вдобавок к моему я подчиню себе алмазную индустрию, а ты сможешь спокойно заняться гоночными автомобилями.
— Благие небеса, Тиффани, ты всегда мыслишь в игре на ход вперед, правда? — восхищенно сказал он.
— Ты всегда радовался, причиняя вред своему отцу… помнишь Лемуана и его фальшивую формулу производства алмазов?
— О, я пошел гораздо дальше, чем Лемуан. — Филип беспечно рассмеялся. — Вся неразбериха вокруг юго-западных россыпей возникла только потому, что я одурачил папу, внушив ему, что месторождения бесперспективны.
— Прекрасно, — с наслаждением воскликнула Тиффани. — Когда ты вернешься в Лондон, свергнуть Алмазного короля с трона будет детской забавой. По правде говоря, твое возвращение дает мне возможность выиграть в борьбе за алмазы Юго-Западной Африки — теперь Антон не заинтересован в союзе с Брайтами. И ты, конечно, сможешь употребить свое влияние, чтобы предотвратить брак Миранды с Рэйфом Девериллом.
— Есть только одно затруднение, — заметил Филип извиняющимся тоном. — Я не вернусь в Лондон.
— Нет? — Тиффани сначала не поверила своим ушам, а затем ужаснулась. Его нужно убедить — но как далеко она осмелится зайти? — Ты же ненавидишь отца и сестру. Зачем упускать такую возможность?
— Затем, что больше я не испытываю к ним ненависти. У меня было шесть лет, чтобы поразмыслить над определенными вопросами, и хотя это звучит пошло и банально, но просто удивительно, как может измениться мужчина под воздействием любви хорошей женщины.
— Но, Филип, какую команду мы бы могли составить. — Тиффани придвинулась к нему ближе, положив ладонь на его руку и глядя томным фиалковым взором в его глаза. — Пожалуйста, сделай это для меня… ради того, чем мы когда-то были друг для друга, ради наших будущих возможных отношений.
— Какого рода отношения ты имеешь в виду?
Вот именно! В этот миг Тиффани была в таком отчаянии, что чувствовала себя способной на все, готовой быть всем для любого и каждого. Но даже если и так — есть же границы. Когда она наклонилась к нему, ее единственная мысль была о том, чтобы продолжать блефовать и хотя бы так добиться его поддержки.
— Это зависит оттого, какие чувства ты сохранил ко мне после нашей последней встречи, — мягко произнесла она. — Боюсь, что я, возможно,: была несколько жестока.
Она протянула руку, чтобы погладить его по щеке, но Филип отбросил ее с яростью и отвращением.
— Это судьба была жестока! И больше никогда не дотрагивайся до меня, сестренка!
Тиффани побледнела.
— Кто тебе сказал?
— Дани Стейн перед тем как бросить меня в пустыне. — Филип мрачно усмехнулся. — Не беспокойся, я не собираюсь задавать никаких вопросов о Дани, потому что не хочу знать ответов. Все, что я хочу услышать, почему ты не позволила мне узнать все вовремя?
— Твой отец хотел защитить тебя от правды, а я любила тебя так сильно, что стремилась оградить от тех страданий, что испытывала сама.
— Черта с два! Единственное правдивое утверждение, которое я от тебя когда-либо слышал — что тебе нужна была «Брайт Даймондс», а не я! Ты держала меня в неведении, чтоб я тебе больше не докучал — я был тебе бесполезен. А теперь я снова стал полезен, поэтому ты изменила тактику?
— Все было совсем не так! Господи, я не могу говорить об этом. Разве ты не понимаешь — ничего этого не было! Ты и я — не в родстве.
— Идем со мной.
Филип схватил Тиффани за руки, потащил ее по коридору в другую часть дома и распахнул дверь.
— Вот спальня нашей матери. Это та самая постель, на которой она спала. По всей вероятности, на этой постели мы с тобой и были зачаты, правда, от разных отцов, хотя, — Филип угрюмо усмехнулся, — и в этом мы не можем быть уверены.
Он все еще сжимал ее запястья, когда Тиффани пыталась вырваться и отводила глаза от постели. Она дрожала, потому что после его хватки ушибы на руках болели еще сильней.
— Посмотри на постель, Тиффани! Взгляни в лицо правде — у тебя есть мужество, и ты должна это сделать! Я помню, как зачарована была ты своей таинственной матерью — не хочешь о ней услышать?
— Нет. — Ее губы были странно неподвижны, и ей стоило огромных усилий даже прошептать одно слово.
— В любом случае я мало что мог бы рассказать. У тебя, меня и Миранды есть нечто общее — никто из нас не знал нашу мать. Разница между нами лежит в отношении к отцам. Я ненавидел своего, ты презирала своего, но Миранда обожает своего, и ты должна очистить имя Рэйфа Деверилла от этого смехотворного обвинения, чтобы Миранда могла выйти за него замуж и вернуться к отцу.
— Никогда! — Тиффани наконец обрела голос и нашла в себе силы продолжить борьбу. — У меня нет ни малейшего основания так поступить. И я все еще не понимаю, почему ты изменил свое отношение к Миранде.
— Я сильно ревновал к ней. Ни у кого из нас не было матери, но у нее был отец — великий, сияющий, победоносный бог-отец, который открыто обожал ее и совсем не замечал меня. На какой-то детский манер я в своем изгойстве винил Миранду, но это, конечно, была не ее вина. Я был так похож на нашу мать, что Мэтью Брайт всегда должен был сомневаться в своем отцовстве… зато был уверен в отношении Миранды.
— Ну, хорошо, я могу купиться на эту трогательную сказочку, но не стану расчищать дорогу к браку Миранды с Рэйфом Девериллом — и не взывай к моим родственным чувствам, потому что все еще ощущаю себя единственным ребенком.
