— Конечно, прав, — довольно усмехнулся Дик и подмигнул Филипу. — Всегда готов дать тебе хороший совет на будущее.
— Раздача мудрости под дубом, — пошутил Филип, откинувшись назад, чтобы рассмотреть покрытые листвой ветви. — Ты словно Платон в оливковой роще Академии.
— Надеюсь, что ты ошибаешься! «Кто в детстве так умен, живет недолго»
[5], — процитировал Дик Шекспира.
— Ну, мы-то будем жить вечно!
Мальчики улыбнулись друг другу, но эта улыбка относилась ко всему миру — красивая, радостная юность Англии, купаясь в солнечных лучах, приветствовала новый век.
— Чем ты собираешься заниматься в будущем? — спросил Филип.
— Политикой, — ответил Дик со спокойной уверенностью.
— Стоит ли трудиться? Когда-нибудь ты и так попадешь в Палату лордов.
— Очень и очень нескоро. Рад заметить, что наша семья славится долголетием, так что мой отец исключительно крепкий и здоровый человек. Но хватит об этом, старина, лучше расскажи что-нибудь об осаде Кимберли. Я просто умираю от желания услышать все подробности.
— Я не расспрашивал об этом.
— Что? Ну, ты даешь! — Дик недоверчиво затряс головой. — В таком случае, расскажи что-нибудь об автомобилях. Ты ничего не слышал об Уильямсе?
— Он все еще работает на «Даймлере», в Ковентри.
Филип охотно переменил тему и пустился рассказывать об Уильямсе, который когда-то служил конюхом у его деда. Но позднее, когда уже отпраздновали замечательный успех Итона, победившего таки Винчестер, Филип снова задумался о том пути, который так неожиданно указал ему в тот солнечный полдень Дик. Это был путь к новым отношениям с отцом, путь к самоутверждению, к новому восприятию жизни — и в предвкушении перспективы поиграть мышцами и отшлифовать интеллект его охватил небывалый энтузиазм…
Однако в эту ночь после гонок предстояли иные упражнения. Девушка расстегнула его брюки, ее пальцы скользили вверх-вниз по его телу, а он ощущал под юбкой ее обнаженную плоть. Стоит ли решиться? Филип проверил, не наблюдает ли кто-нибудь за ним и его дамой, но никому не было до них никакого дела. Так почему бы и нет? Через час он будет слишком пьян, чтобы справиться с этим. Он жестом предложил девушке сесть на него верхом, и она подчинилась ему, расправив при этом юбки, словно кринолин, чтобы скрыть ото всех, чем они занимаются. Ради приличий необходимо было несколько сдерживать свои движения, но удовольствие от занятий любовью на публике более чем вознаграждало его. Правда, подумал Филип, слова «занимаются любовью» вряд ли подходят к их упражнениям, но какая, впрочем, разница? Тогда в Итоне, пять лет назад, он решил, что никогда не влюбится. Никогда, никогда, никогда.
Тиффани наблюдала, как удалялся Филип, окруженный толпой поклонников, унося с: собой все краски и веселье жизни и оставляя ей лишь томящее чувство скуки. Она потерпела фиаско, и ее настроение ничуть не улучшилось от того, что Фрэнк, чью преданность не могли поколебать никакие соблазны и удовольствия, остался с ними.
— Думаю, мы могли бы съездить в Париж, — сказала за обедом миссис Уитни. — Как вы на это смотрите, Тиффани?
— В Париж? Когда же мы поедем в Оксфорд? — ошеломленно воскликнула Тиффани.
Миссис Уитни была встревожена ее реакцией. Она опасалась, что в Оксфорде все свое внимание невольно отдаст Винсенту, а Тиффани будет скучать.
— Университет на каникулах, дорогая. Винсент говорит, мы должны приехать в Оксфорд на что-то такое, что они называют Восьмой неделей. Это будет в конце мая.
— В конце мая?!
Да ведь до него еще целая вечность, подумала Тиффани и сердито надула губы. Фрэнк вздохнул. Теперь с Тиффани будет нелегко сладить.
Но на самом деле время пролетело гораздо быстрее, чем ожидала Тиффани. Весна в Париже произвела впечатление даже на ее неромантическую душу. Используя свое умение добиваться желаемого, она буквально принудила братьев Уитни вступить с ней в заговор против их матери и сопровождать ее в разные нереспектабельные и сомнительные места. Свой восемнадцатый день рождения она отметила в монмартрском кафе, где пила абсент, упражнялась в своем французском с местными художниками, в общем, всячески испытывала свою способность противостоять приманкам и соблазнам богемной жизни.
Ее так увлекло это занятие, что она чуть было не закатила скандал, когда пришло время оставить непринужденную атмосферу Парижа и возвращаться в Англию, к жестким ограничениям ее светского общества. Раздражение Тиффани достигло пика, когда она узнала, в каком именно отеле в Оксфорде решила остановиться миссис Уитни.
— В «Рэндольфе»?! Об этом не может быть и речи, — ледяным тоном заявила она Фрэнку и его матери.
— Но Винсент уверяет, что это единственный подходящий отель, — запротестовала миссис Уитни. — Там даже есть лифт.
— Слава Богу, я располагаю превосходной парой ног, которые в состоянии носить меня вверх и вниз по лестницам, ;так что лифт будет совершенно излишней роскошью.
Миссис Уитни разволновалась. Еще в Париже она страдала от мигрени и проводила большую часть времени в своей комнате, предоставив мальчикам приглядывать за Тиффани. И сейчас она почувствовала приближение нового приступа. Она угодила в ловушку, обнаружив, что гораздо менее утомительно лежать в затемненной комнате, чем сражаться с Тиффани Корт. Кроме того ей ужасно не понравилось, что молодая незамужняя леди упомянула в присутствии джентльмена свои ноги.
И вот они остановились в другом отеле на углу Турл-стрит и Хай-стрит, где превосходно кормили, номера были освещены электричеством, а содержимое винного погреба датировалось тринадцатым веком. Но самое главное — хотя и не упомянутое в рекламном проспекте, отель получил одобрение Тиффани Корт.
Погода для Англии имеет слишком большое значение, решила Тиффани, проходя мимо колледжа Тела Господня и колледжа Мертон, а затем вдоль усаженной вязами улицы через лужайки колледжа Церкви Христовой. Осмотр лондонских достопримечательностей в холодную и дождливую погоду наводил тоску. Оксфорд в солнечный полдень был прекрасен и весел. Кругом царила праздничная атмосфера: мужчины в ярких куртках, брюках спортивного покроя и соломенных канотье, женщины с разноцветными зонтиками в ярких летних платьях и шляпах с огромными полями. Острее, чем обычно, она ощущала взгляды, бросаемые ей вслед, а временами до нее доносились восторженные восклицания. Ее изящный ансамбль, купленный Париже, состоял из платья, шляпы и зонтика цвета сливок, отделанных кружевами. Обычно Тиффани носила обувь без каблуков, но на этот раз, вспомнив, как высок ростом один из гребцов команды Итона, она изменила правилу и купила туфельки в стиле Людовика XIV с изящным каблуком, которые добавили ей еще один дюйм рост, И сейчас, в результате этих преобразований, она шла не порывисто и решительно, как раньше, но более плавно и изящно, держась очень прямо, и окружающая ее аура индивидуальности и отличия от других стала еще заметнее.
