— Надеюсь, ты не ошибаешься, потому что судьба всей промышленности зависит от того, смогу ли я решить эту проблему! Хочешь посмотреть на мамины бриллианты?
— Конечно, — послушно согласилась она.
Он ненадолго вышел из комнаты, чтобы принести драгоценности. Миранда и Лора в молчании дожидались его возвращения. Лора не завидовала тому вниманию, которое Мэтью оказывал дочери, зная, что ее очередь придет позже. Не завидовала она и тому, что Миранде достанутся знаменитые драгоценности Брайтов, и поэтому спокойно наблюдала, как Мэтью вынимает их из футляра — тиара, браслет, кольцо, серьги и, наконец, самое роскошное украшение — ожерелье Брайтов. Мэтью надел на девочку драгоценности и улыбнулся.
— Твоя мать была в них в день свадьбы, — напомнил он, — и когда тебе исполнится восемнадцать, они станут твоими.
— Спасибо, папа.
Она знала — Мэтью уверен, что игра с драгоценностями доставляет ей удовольствие, но на самом деле это ее вовсе не занимало. Она считала камни холодными, жесткими и тяжелыми. Миранда делала вид, что восхищается украшениями по той же самой причине, по которой выражала интерес ко всему, что касалось алмазов — чтобы сделать приятное Мэтью. В ту минуту, когда Миранда улыбнулась отцу, Лору впервые охватил страх за будущее ребенка. Не удивительно, что Мэтью так много значит для нее. Он был необыкновенным мужчиной; высокий и золотоволосый, он напоминал античного бога или средневекового рыцаря, излучая ауру благородства и силы. Мэтью умел защищать своих женщин. Даже в самые мрачные часы блокады Кимберли Лора не сомневалась, что он предотвратит любое несчастье и найдет выход из самого сложного положения. Сейчас, наблюдая, как Миранда ведет себя с Мэтью, Лора вдруг поняла, что фамильные камни не радуют, а давят и гнетут девочку. Ее бесхитростное сердце сжалось от предчувствия, что для Миранды империя Мэтью, которую ей предстоит унаследовать, станет непомерно тяжелым грузом. Лора увидела и другую опасность, которая подстерегала Миранду в будущем: когда-нибудь Миранда ощутит потребность в любви — но где она найдет мужчину, который не уступал бы сияющему божеству, каким был для нее отец?
Мэтью тоже думал о будущем. Он провел Миранду через гостиную и помог взобраться на стул, чтобы она могла рассмотреть себя в зеркале. Рука об руку они любовались ее отражением. Взгляд Мэтью быстро скользнул по портретам, висящим на стене: в центре был его портрет, на левой картине художник запечатлел его вместе с Лорой, а справа — портрет Энн в серебряном платье и во всех драгоценностях Брайтов. Затем он вновь посмотрел на Миранду, и его рука прижала к себе детское тельце. Она была копией его самого, с такими же золотыми волосами и глазами цвета сапфира, ее кожа имела тот же оттенок, что и его, у нее были такие же длинные и сильные руки и ноги. В Миранде не было ничего от Энн, и он мог не сомневаться в своем отцовстве. Именно поэтому ей предстояло занять его место в империи золота и бриллиантов. Если бы только она не была глуха… и если бы это была не его вина.
Мэтью поверил в ту историю, которую придумала для него Лора, будто глухота Миранды явилась следствием обстрела бурами Кимберли во время осады. На самом деле причиной глухоты была скарлатина, но Лора не решалась сказать об этом: Миранда подхватила скарлатину от Филипа, и Лора не хотела подливать масла в открытую неприязнь Мэтью к сыну. Скрывая ради Филипа правду о несчастье девочки, Лора не догадывалась, что взвалила на Мэтью тяжкий груз вины. Это он захотел остаться в Кимберли, чтобы защищать город. Он, который все бы сделал ради благополучия дочери, подверг ее опасности, и она пострадала из-за его упрямства. Но чувство вины было не единственным основанием для его печали. Он так любил Миранду, что с трудом мог перенести те страдания и лишения, которые причиняла ей болезнь. Ему, человеку, обладающему таким могуществом; было невыносимо сознавать, что в этой ситуации он бессилен. Это зло победить он не мог, и все его огромное состояние не могло ему помочь.
Его память вернулась в те времена, когда он пытался вылечить Миранду: сначала медицинские обследования, проводимые с помощью камертонов и колокольчиков, потом диагноз: острый отит средней оболочки кровеносного сосуда — скопление жидкости в среднем ухе — и, наконец, операция, выполненная сэром Уильямом Делби в больнице святого Георга, а затем послеоперационное выздоровление.
— Как она будет слышать? — резко спросил Мэтью, когда реабилитационный курс был завершен.
— Перед операцией у Миранды было двадцать процентов от нормального слуха. Мы увеличили ее способность слышать до сорока процентов.
— И это все? — от разочарования голос Мэтью стал хриплым. — Можно еще что-нибудь сделать?
— Медицина здесь бессильна. В таких случаях хорошего результата можно добиться с помощью более эффективных слуховых аппаратов, но я все же предложил бы вам продолжать тренироваться в считывании по движениям губ.
Миранда глуха и останется глухой. Эта мучительная мысль столь ясно отразилась на лице Мэтью, что наблюдающая за ним Миранда все поняла. Она проиграла. Она не сможет нормально слышать и, значит, она неудачница, папа не будет ее любить. Когда сэр Уильям вышел из комнаты, маленькая девочка расплакалась.
— Не пугайся, — Мэтью отбросил ее волосы и стал четко выговаривать слова прямо перед ее залитым слезами лицом. — Ты слышишь лучше, чем раньше, и мы найдем тебе хороших учителей, которые научат тебя все понимать и красиво говорить. Иногда будет трудно, но я знаю, ты будешь стараться.
Миранда кивнула, чуть успокоившись. Стараться ради папы, это было ей знакомо.
И все остальное неважно, — яростно заявил Мэтью, словно хотел убедить не столько дочь, сколько себя. — Неважно!
Но все же это было важно, и они знали это, в особенности Миранда; ведь для нее приговор врача означал, что ей придется делать постоянные и неимоверно тяжелые усилия до самого конца жизни.
А сейчас Мэтью снял ее со стула и освободил от бриллиантов, сложив их в футляр. Перед тем, как закрыть крышку, он остановился, очарованный фантастическим блеском драгоценностей. Ему стало жаль предавать их темноте футляра. Свет и тьма — разве не так говорила графиня, когда подарила ему грушевидную подвеску? «История этого бриллианта кровь и резня, предательство и зло: бриллианты порождают ревность, алчность и ненависть, в их сияют таится тьма смерти». Он молча посмеялся над этим женским вздором. Мэтью был уверен, что бриллиант не только не вредил ему, но и приносил удачу — ведь он лежал в его кармане во время неудачного покушения на него Дани Стейна.
Но за Миранду он беспокоился. Во время осады Кимберли ее в целях безопасности отправили в глубину алмазной шахты, и с тех пер она боялась темноты; ведь в темноте она не могла не только слышать, но и видеть, и становилась совершенно беспомощной. Но Мэтью беспокоила только глухота Миранды. Он позабыл — да никогда и не воспринимал всерьез — угрозу, брошенную ему в лицо Дани Стейном во время их последней встречи. А Дани грозился перенести свою ненависть на следующее поколение Брайтов.
Хотя это был первый вечер Мэтью дома, они посетили бал Эмблсайдов — Мэтью считал лорда и леди Эмблсайд своими старейшими друзьями, но для Лоры они были родителями Рэйфа Деверилла. За обедом Мэтью с удовлетворением отметил, что Шарлотта Эмблсайд усадила Лору и Рэйфа на противоположных концах стола, а рядом с сыном посадила невзрачную, но богатую дебютантку. Последнее обстоятельство доставило Мэтью еще большее удовольствие, но когда обед закончился и мужчин обнесли вином, он обнаружил, что остался наедине с Рэйфом в углу большой столовой.
