— Я работаю много, но это мой собственный выбор. — Миранда говорила защищаясь, поскольку, вместо того, чтобы оценить его заботу о своем здоровье, она истолковала замечание как критику в адрес своей внешности.
Дик вздохнул. Как пробиться к сердцу этой девушки! Ее сдержанность казалась непоколебимой, однако он был уверен, что под этой оболочкой таится жар, и пламя ждет лишь какого-то магического знака, чтобы вырваться на свет. Какие бы комплексы и проблемы не ограничивали проявления ее чувств, нет сомнения, что она истинная дочь своего отца. А ни один человек, мужчина или женщина, молодой или старый, не мог не почувствовать бьющей через край жизненной силы и сексуальности Мэтью.
Дик с трудом заставил себя сосредоточиться на настоящем моменте, а не своих надеждах и фантазиях.
— Нельзя, чтобы ты позволила своим алмазам полностью возобладать над тобой, — деликатно, но настойчиво сказал он. — Разве не время допустить в свою жизнь что-нибудь еще… или кого-нибудь?
Под «алмазами» Дик разумел Мэтью, хотя не собирался вмешиваться в ее личные отношения с отцом. Он действительно желал ее физически, ибо она была очень красива, но он желал и ее состояние тоже, ибо даже наследник древнего титула нуждается в богатстве и власти, что дают «Даймонд Компани» и Синдикат. Если, чтобы завоевать ее, придется делить ее с Мэтью, значит так тому и быть. Все, что он старался сделать теперь — это намекнуть, что заинтересован ее будущим. Однако настроение Миранды мгновенно изменилось.
— Алмазы и есть моя жизнь, — резко ответила она. — Я была рождена для алмазного бизнеса, меня учил лучший наставник в мире, и я преуспела в нем.
— Это не значит, что ты не могла бы преуспеть в чем-то еще!
— Я говорю так, потому что это оценка моего отца, не моя. Я благодарна ему за то образование, которое он мне дал, так как полностью доверяю его компетентности. Однако дело здесь даже больше в… — Она замолчала, силясь найти подходящее выражение. — В мире бизнеса есть законченность. Он обладает четко выраженными критериями успеха и проигрыша взамен тех оценок, что каждый выносит по собственному мнению. Он ясен и чист… и счета, и дебет-кредит много легче понять, чем людей! Кроме того, в нашем бизнесе быть женщиной — не есть недостаток. Так же, — и в этом прозвучала прямота и обдуманность, — как быть глухой.
Это был самый длинный монолог, который он от нее когда-либо слышал. Напомнила ли она ему о своей глухоте из-за того, что беседа приобрела слишком личный характер? Для Дика было более интересно то, что Миранда признала — бизнес ей интереснее, чем личные отношения — тема, которую он может развить позже.
— Меня беспокоит, что ты слишком загружена. — Дик помедлил, не зная, осмелится ли высказать следующую мысль, но решил, что, как друг Филипа, имеет на это право. — Твой отец не может ждать от тебя, что ты сумеешь исполнять обязанности Филипа.
— Но я могу! И, что важнее, я должна, и хочу этого. Кто-то должен будет заменить папу, когда он… отойдет от дел.
— Смерть Филипа все изменила для тебя, не так ли?
— Смерть Филипа изменила все для многих людей.
— Тебе, должно быть, ужасно его не хватает. Я это знаю по себе.
Миранда заколебалась, правдивость боролась в ней с чувством такта. Действительно, смерть Филипа тяжело ударила по всей семье, но на ее личном уровне потеря имела другую окраску. Она скорбела не столько по брату, сколько по законному наследнику и преемнику отца.
— Конечно, нам его не хватает, хотя, — врожденную честность Миранды нельзя было подавить, — мы не часто его видели, а я не была с ним особенно близка.
— Полагаю, мы так и не узнаем, что же случилось.
— Да.
В молчании они припомнили обрывочные факты, связанные с исчезновением Филипа. Детали прояснял Антон Элленбергер, который ездил в Юго-Западную Африку, так как с Мэтью, когда до него дошло ужасное известие, случился новый сердечный приступ.
— Его тело так и не было найдено, — тихо сказала Миранда, — хотя его лошадь вернулась невредимой, а по всей округе были проведены тщательные поиски. Подозрительных обстоятельств не было. Предположительно, он уехал в пустыню и заблудился. Никто не может выдержать в тех условиях без воды.
— Но зачем он поехал в пустыню один?
Миранда покачала головой.
— Бог знает зачем. Он сильно пил — сообщения из Кимберли это подтверждают. Возможно, он захотел еще раз взглянуть на алмазные прииски или просто подышать свежим воздухом. По общему мнению, он в пьяном виде упал с лошади и такое его состояние также уменьшило его шансы выжить.
— Это совсем не похоже на того Филипа, каким я его знал.
— Забавно, что ты это говоришь. С кузиной Джулией приключилась истерика, когда она услышала сообщение Антона. Она утверждала: «Меня не волнует, насколько пьян был Филип — он бы ни за что не сел на лошадь по доброй воле!»
Упоминание о приисках заставило Миранду мысленно вернуться к другой стороне проблемы. Она находила странным, что Филип мог так кардинально ошибиться в оценке богатых германских месторождений, и еще более странным, это не было опровергнуто Антоном. В самом деле, единственное, что сделал Антон после возвращения из Юго-Западной Африки — это оставил свой пост в «Брайт Даймондс» и основал собственную контору в Кимберли.
— Мне следовало бы самой съездить на Юго-Запад, — продолжала Миранда. — Слишком поздно, чтобы получить какую-то дополнительную информацию или что-то изменить, но я чувствую, что это могло бы неким образом успокоить папу. Он, кажется, винит себя в смерти Филипа, однако я не понимаю, почему, ведь все несчастья начались годом раньше. — Голос Миранды упал, а глаза, к ее смущению, наполнились слезами. Ее воспоминания о происшедшем были почти так же запутаны, как смутны ее чувства: она испытывала вину потому, что чувствовала и она сыграла свою роль, возможно, бессознательно, в этих ужасных событиях; закрыв глаза, она все еще видела высокую, одетую в черное фигуру Тиффани Корт и ненависть на ее прекрасном лице. Но была и другая причина, по которой Миранда сегодня плакала.
— Мне следовало знать, что разговор о Филипе тебя расстроит. — Дик в глубоком раскаянии сжал ее руку.
— Это не только из-за Филипа. Моя собака вчера умерла. — Миранда сглотнула и выдавила улыбку. — Мне не следовало так огорчаться, потому что Ричи было уже четырнадцать лет, а для собак это уже глубокая старость. Мне подарил ее Рэйф Деверилл.
— Деверилл! — Лицо Дика вспыхнуло от ярости. — Миранда, ты не должна произносить это имя. Даже его родная мать запрещает говорить о нем.
— Знаю. Это все случилось в Брайтуэлле, помнишь? Еще много месяцев спустя папа очень злился, если я вдруг упоминала его имя. «Я запрещаю тебе говорить об этом человеке в моем присутствии!» — рычал он. Папа питает к капитану Девериллу исключительную неприязнь.
— И не без причин. Но я предпочел бы не обсуждать эти причины: неподходящая для тебя тема.
