— По щучьему веленью, по моему хотенью, пусть черти болотные сейчас же очутятся посреди океана на необитаемом острове!
И спустился с неба смерч, и пал на разбойные головы, и втянул злодеев в воронку ревущую, и унёсся с ними в вышину, и пропал из виду. И ничего болотный властелин с этим поделать не смог!
А пленницы так и стоят — ни живы, ни мертвы, глазами хлопают, жмутся друг к дружке, и не разберёшь, которая из них боярышня.
Миля от победы раззадорилась:
— Эй, девчонки, — кричит, — бегом сюда! Вывезу вас!
Одна смелая нашлась, маленькая да дробненькая, мышкой вперёд вышмыгнула. А остальные будто приросли.
Леший знает, сколько бы их уговаривать пришлось, но раздался вдруг из недр болота нутряной стон, закачалось травяное море, волнами пошло, стало тут и там лопаться, а из прорех в очёсе жижа болотная наружу попёрла.
Завизжали пленницы и за Мышкой со всех ног припустили. Оказалось их восемь душ: две мамки, две няньки, три сенные девушки и боярышня собственной персоной — платье серебром шито, оплечье жемчужное, на голове кокошник.
Оглядела Миля телегу — маловата для такой оравы. Но если потесниться, все усядутся.
— Барахло бросайте тут. Для людей места мало!
Боярышня губки надула, ножкой в сафьяновом сапожке топнула:
— Ты мне не указывай, мужичка неотёсанная! Ну-ка, девки, бочку с телеги долой!
Сунулись было девушки к телеге, но Миля на них цыкнула, как бабка на братьев Тупых — они и оробели. Стоят, не знают, кого слушать. А Миля Жиронежку взглядом смерила:
— Нечего тут командовать — не у себя в тереме! Живо все на борт! Или пешком хотите идти?
Побросали Жиронежкины чепядинки тюки да короба, полезли в телегу. Мамки-няньки в летах да в теле — кряхтят, стонут. Но ничего, умостились, как раз местечко для боярышни осталось.
А та опять ножкой топ:
— Без нарядов, без украшений не поеду!
Мида-ей;
— Ну и оставайся. Только сперва назад оглянись.
А там было, на что посмотреть. Из прорех в очёсе лезли щупальца, в грязи да тине, и все, как ручейки к оврагу, струились к Жиронежке. Не хотел царь болотный добычу свою отпускать, тянул к ней руки поганые.
Взвизгнула боярышня, зайцем на телегу запрыгнула. А Миля, по щучьему веленью, щупальца узлом завязала и велела телеге обратно на дорогу выбираться.
Ехали небыстро — спешить некуда, а всё равно на корнях, кочках и колдобинах потряхивало да подбрасывало, отчего молодые прислужницы повизгивали, старые совами ухали.
— Что у тебя в бочке-то? — облизнулась Жиронежка. — Небось, огурчики солёненькие?
Девица она пухленькая, видно, поесть не дура.
— Не твоего боярского ума дело, — отрезала Миля.
Задохнулась Жиронежка от возмущения:
— Да как ты смеешь, смердка неумытая!
— Будешь обзываться — ссажу. Ножками пойдёшь.
Прислужницы Жиронежкины попробовали за боярышню свою вступиться, но Миля и на них прикрикнула. Что ей девки пугливые после чертей болотных? А боярышня посидела, надутая, посидела, да голод спесь пересилил. Сунула Жиронежка не спросясь руку в бочонок и тут же отдёрнула с криком:
— Укусил! Он меня укусил! А-а-а!
На белом нежном пальчике и правда капелька крови алела.
Мамки да няньки кинулись боярышню утешать, а Мышка догадалась:
— Так это, верно, та самая щука, по чьему велению чудеса творятся!
5
Выкатилась телега на дорогу. А там — народ! Гридины боярские, крестьяне из деревни с вилами да батогами, а впереди всех всадник давешний.
Помог он Жиронежке с телеги сойти и в ноги ей бухнулся:
— Виноваты мы, государыня, не уберегли!
— Виноваты, да ещё как! — согласилась Жиронежка. — Вот скажу батюшке, он велит тебя выпороть, как холопа!
Поднял сероглазый на неё преданный взгляд:
— Пускай велит! Главное, ты жива и невредима!
Эге, да парень, похоже, влюблён.
— Как же, невредима, — возмутилась боярышня. — Мне эта щука чуть палец не оттяпала!
Миля Ярилке шепнула:
— А поедем-ка мы отсюда.
И совсем уже собралась слова волшебные произнести, как вдруг щук спросил — ни к селу, ни к городу:
— Так что, замуж за царевича не надумала?
Взяла Милю досада.
— Не нужен мне никакой царе… — начала она.
И не закончила.
Видит, на дороге пыль клубится, и что-то мчится с топотом в этих клубах, что-то приближается. Никак разбойники болотные нашли способ из-за моря воротиться?
Гридины вперёд выдвинулись, секиры на изготовку взяли. Крестьяне заволновались. А Жиронежку прислужницы под руки подхватили да в лес потянули — чтоб глаза не мозолила.
Между тем, стало видно: не разбойники это. Конница скачет, богатая, нарядная, с копьями да пиками, со значками да хоругвями. Против них гридины боярские что пехота против гусаров. А впереди всех — молодец на белом жеребце: алый кафтан золотом шит, шапка с собольей опушкой на сторону заломлена, чуб кудрявый ветерок треплет. В седле сидит орлом, на лицо вылитый Крис Пайн времён "Поцелуя наудачу", притом блондин натуральный.
Подлетел, осадил коня, спрыгнул наземь — озирается. Из-за пазухи у него бурундучок вылез, на плечо перебрался и тоже головкой по сторонам вертит.
Гридины секиры опустили, кланяться принялись.
Тут и остальные конники подъехали, двое — вперёд прочих. Один тощий, на низенькой лошадёнке, больше на пони похожей. Другой крупный, дородный, с бородой до пупа и в шубе меховой нараспашку, а под шубой всё блестит и сверкает.
— Где, — гаркнул толстяк зычным басом, — дочь моя Жиронежка? Где невеста царская?
— Смотри-ка, — щук их ведра шепчет, — он о дочери тревожится, или о том, что без неё царским тестем не станет?
А тощий подхватил:
— Где боярышня? Отвечайте, люди добрые! Не тушуйтесь, царевич за вести, хоть добрые, хоть дурные, золотом платит!
Крестьяне оживились, но воспользоваться царской щедростью никто не успел. Выскочил с докладом сероглазый гридин. Изложил всё, как есть, не приврал ни в чём, кроме числа разбойников, Милины заслуги себе не присвоил, а напротив, всячески подчеркнул и превознёс.
Царевич выслушал, шапку с головы сдёрнул и Миле в пояс поклонился. Народ так и ахнул. А царевич выпрямился, и Милю в жар бросило. Это ж надо, лицом к лицу с двойником Криса Пайна стоять!
— Ты в глаза, в глаза ему посмотри! — шепчет Ярилка.
