Холодные пальцы скользнули вверх по внутренней стороне ноги, и, все ближе подбираясь к члену, ногти царапали его кожу.
Раздался странный звук, по непонятной причине напомнивший о разделывании курицы… хлопанье и приглушенный треск. Потом донесся необычный запах… вроде… что это, черт возьми?
Когда Девина заговорила, ее голос был искаженным, тон глубже… ниже и скрипучей:
— Мне понравился тот раз с тобой, Джим. Помнишь его? В твоем грузовике… но этот будет еще лучше. Посмотри на меня, Джим. Узри меня настоящую.
— Мне и так не плохо. Но все равно спасибо…
В яйца вонзились когти, а потом мошонку с силой скрутили. Когда неистовая боль вышла на автомагистраль нейронов его тазового пояса, ее выхлопные газы вызвали жуткую тошноту в животе, которая ни к чему не привела, спасибо ошейнику.
Ага, он мог лишь глотать воздух, потому что ничто из желудка не пройдет мимо горла.
— Посмотри на меня. — Очередной рывок.
Его широко открытый рот не спешил с ответом. Но, с другой стороны, он был занят, разбираясь с воздухом.
—… Нет…
Что-то оседлало его. Он не знал, кто или что это было, потому что все его тело внезапно покрыли руки, поводки были спущены…
Нет, не руки. Рты.
С острыми зубами.
Когда его член вошел во что-то мягкое и склизкое, вроде проржавевшей водопроводной трубы, на его груди был сделан первый надрез. Может, кинжалом. А может, — длинным клыком.
А потом в его рот затолкали что-то округлое. Почувствовав вкус соли и плоти, он решил, что это своеобразный член, и начал задыхаться, воздух внезапно стал дефицитным товаром.
Балансируя на волне удушья, на какое-то мгновение у него поехала «крыша». Однако этот случай был из разряда «торжество разума над телом». Чем быстрее билось его сердце, тем сильнее ощущался недостаток кислорода, тем ярче и жарче агония разрасталась в его грудной клетке.
Замедляйся, сказал он себе. Замедляйся. Просто замедляяяяяяйся…
Разум взял тело в узду: пульсирующая кровь остыла, легкие научились ждать между попытками рта вобрать воздух.
Честно говоря, он не был впечатлен. Сексуальное дерьмо было абсолютно лишено воображения, когда дело касалось пыток.
Эта ночь не будет прогулкой под луной, конечно. Но Девина не сломит его насилием. Или нарезав его член. Боль — да, конечно, поджигала его пульт управления, но, на самом деле, это всего лишь сильные ощущения. И, как барабанные перепонки приспосабливаются на концерте, так и он рано или поздно привыкнет к боли.
К тому же, ему было, откуда черпать силы: Матиас проживет еще один день, его парни ошивались с Исааком и Гри, и вместо того чтобы отправиться в «Дисней Уорлд» или «Клуб Мед
[103]
», он пожертвовал собой ради благополучия другого, и эта сила питала каждую клеточку его тела.
Он переживет это.
А потом спасет душу Исаака и в конце раунда рассмеется Девине в лицо.
Сучка не может убить его, и не обведет вокруг пальца.
Игра началась.
Глава 29
Гри смотрела на татуировку, укрывавшую всю спину Исаака, а ее руки скользнули вверх, и она обхватила себя за шею.
Изображение на его спине было выполнено в черных и серых тонах и так четко прорисовано, казалось, что Мрачный Жнец смотрел прямо на нее: величественная фигура в черной мантии стояла посреди кладбища, протянувшегося во всех направлениях, на земле были рассыпаны черепа и кости. Из-под капюшона, над лишенными плоти щеками сверкали две точки. Одна костлявая рука покоилась на рукояти косы, вторая тянулась вперед, указывая на грудь Гри.
Но не это было самое страшное.
Под изображением располагался ряд линий, сгруппированных по четыре, каждую из групп пересекала диагональная черта. Их было не меньше десятка…
— Ты убил… — Она не смогла вымолвить остальную часть предложения.
— Сорок девять человек. И прежде, чем ты решила, что я горжусь сделанным, добавлю: каждый в подразделении носит такую татуировку. Не по собственному желанию.
Почти десять в год. По одной в месяц. Жизней на его руках.
Быстрым, резким движением, Исаак опустил ветровку и толстовку… это к лучшему. Татуировка ужасала.
Повернувшись к ней лицом, он посмотрел Гри прямо в глаза, казалось, ожидая ее ответа.
Она могла думать лишь о Дэниеле… Боже, Дэниел. Ее брат стал зарубкой на спине одного или нескольких солдат, маленькой черточкой, нарисованной иглой, навечно впитавшимися в кожу чернилами.
Она тоже носила татуировку смерти. Внутри себя. Образ мертвого Дэниела… а сейчас еще и подробности той ночи… навечно въелись в ее память.
То же самое с тем, что она узнала о другой жизни отца. Исаака.
Положив руки на колени, Гри покачала головой:
— Мне нечего сказать.
— Я тебя не виню. Я собираюсь уйти…
— Насчет твоего прошлого.
Прервав его, она снова качнула головой. Ее затянул торнадо в тот момент, когда Исаак вошел в клиентскую комнату той тюрьмы. Пойманная вихрем, она кружилась все быстрее и быстрее, от стычки с мужчиной с повязкой на глазу к сексу, а затем — к выяснению отношений с отцом… а потом Исаак нажал кнопку саморазрушения так, словно выдернул чеку из гранаты.
Но непонятным образом, когда он сделал это, Гри почувствовала, будто ураган стих, торнадо перешел на чужое кукурузное поле.
И после бури все казалось таким простым и ясным.
Пожав плечами, она не сводила взгляда с Исаака.
— Мне на самом деле нечего сказать о твоем прошлом… но у меня есть мнение относительно твоего будущего. — Ее выдох был длинным и долгим, а также уставшим, какой она себя и чувствовала. — Я не думаю, что тебе следует сдаваться и умирать. Злом зла не поправишь. В действительности, ничто не способно оправдать тебя, но ты не нуждаешься в том, чтобы я это говорила. То, что ты совершил, будет следовать за тобой до конца жизни… твои деяния — призрак, который не покинет тебя.
Тени в его глазах сказали Гри, что он понимал это лучше всех остальных.
— Если быть честной, Исаак, я думаю, что ты трус. — Когда его глаза расширились, она кивнула. — Намного сложнее жить с тем, что ты совершил, чем умереть в лучах лицемерной славы. Когда-нибудь слышал о суициде при захвате? Когда окруженный террорист стреляет в полицейский барьер, вынуждая копов нашпиговать его пулями. Так поступают люди, которым не хватает смелости ответить за свои деяния. Нажатая тобой кнопка? То же самое. Ведь так?
