― Ну что надумала?― осведомился он, не отвлекаясь от своего занятия.
― Да я, вообще-то, у тебя хотела спросить, что делать и что думать.
― Вот, нашёл…― он быстренько спустился и помахал перед моим носом какой-то мятой бумажкой.― Как думаешь, что это?
― Не знаю.
― Это будущая карта материковой части Окатана, я уже начал её составлять. Догадываешься зачем?
― Нужно бежать отсюда,― я вздохнула,― как можно быстрее и как можно дальше.
― Умница!― и профессор послал мне воздушный поцелуй.
― Только, как и куда?
― Я думаю, что скоро мы поймём, а пока очень мало информации, чтобы принять какое-либо решение, но уверен, что Дайк знает, как и куда, он поможет тебе. Спроси ещё что-нибудь…
― Почему я понимаю разговоры, а у самой не получается связать и двух слов? Я ведь прекрасно понимала, что говорит Дайк, но отвечала на своём языке и, конечно, он не понял. Как такое может быть?
Мозговой уселся в мягкое кресло за столом и сцепил пальцы в замок:
― Всё просто и сложно одновременно. Сейчас, а точнее, после той ночи над обрывом, когда ты поняла, что это не Земля и убедилась в этом, некоторые части твоего мозга, под воздействием сильнейшего стресса и напряжения, как бы перенастроились или перепрограммировались, и главную роль в этой перенастройке сыграла та химическая подготовка, которую провёл Дайк, давая тебе отвар той травки, которую ты так не любила пить. Если упростить, то можно сказать, что твой мозг настроился на принятие других частот. Ты ведь знаешь, что реакции мозга имеют электрохимическую природу?
― Да знаю.
― Поэтому, Кари,― он поднял указательный палец,― ты понимаешь всё, что говорят вокруг, но не на уровне языка, языка ты пока не знаешь, а на уровне мозговых вибраций, то есть, частот той речи, которую ты слышишь.
― Я читаю мысли?!
― Не-е-ет! Ты не читаешь мысли!― он быстро замотал головой в стороны.― Ты только улавливаешь частоты языка. Твой мозг, то есть я, обрабатывает их, переводит на твой родной язык и выдаёт в качестве понимания.
― Понятно?― и профессор уставился на меня через дурацкий монокль.
― Не-е-е совсем…
― Так, ладно, объясняю для тупых. Звук ― это вибрации, то есть колебания, так?
― Так.
― Любое колебание имеет частоту, так?
― Так.
― Разговор или речь ― это также колебания воздуха, которое обладает своей частотой, так?
― Допустим…
― Из-за различий произносимых звуков, тембров, произношений, интонаций и так далее каждый язык имеет свою индивидуальную частоту колебаний, так?
― Так.
― Да хватит такать уже!
― Ты первый начал!
Мозговой нахмурился, но, махнув рукой, продолжил:
― Поехали дальше. Любое ухо устроено таким образом, чтобы улавливать эти колебания и соответственно частоты. Я доступно объясняю?
― Вполне.
― Слыша речь, то есть, улавливая эти частоты, ухо отправляет сигналы в мозг, которые он воспринимает и обрабатывает…
― Всё-всё хватит, стоп…― я выставила ладонь вперед. ― Дошло, я поняла.
― Что ты поняла?
Я собрала мысли в кучу:
― Некоторые частоты моего мозга теперь совпадают с частотами мозга, окружающих меня людей и я буквально не понимая значения слов, воспринимаю сразу частоту сигнала и перевожу в понятный для себя.
― Правильно!
― То есть, для того чтобы говорить самой, а не просто принимать частоты как радиоприёмник, язык придётся учить обычным способом.
― Десять баллов! ― засмеялся мой внутренний умник.
― Но подожди…― я на несколько секунд включила паузу.― А не значит ли это… что…― открывшаяся перспектива была потрясающа,― теперь я смогу понимать любой язык, ведь мой мозг напрямую считывает частоты речи, которую слышит и может перенастраиваться?!
― Очень велика вероятность, что так и есть. Отлично! Соображаешь, когда хочешь!― он радостно потёр руки.― Ну хватит на сегодня, проваливай. Сейчас твой ночной воздыхатель заявится, а я не хочу при этом присутствовать. Развлекайся пока.
Внутренний голос взмахнул руками, и я открыла глаза.
«Хорошо поболтали,― я удовлетворённо хмыкнула,― и библиотека красивая». В голове всё разложилось по местам, ответы на возникшие вопросы я получила и то, что придётся вскоре «делать отсюда ноги» уже так не пугало. Первый этап моей жизни здесь, на Окатане, подходит к своему завершению. Нужно идти дальше, узнавать этот мир, учиться жить здесь и главное ― искать путь домой.
Мысли прервал шорох. «Явился, не запылился,― злобно подумала я.― Сеанс вынюхиваний объявляется открытым». Кулаки сжались сами собой. Спокойствие, только спокойствие. Как-то сегодня терпеть атамановские штучки совсем не хотелось. По старой привычке, я начала считать и дошла уже до сотни, но ничего не происходило. Карелл просто лежал рядом, не проявляя ни капли активности.
«Может, спит уже?― мелькнула мысль.― Устал, переход был дальний и к бурдюкам вечером все неплохо приложились». Но надежда не оправдалась. Повернувшись на бок, атаман обнял меня и привычно уткнулся носом. Вот и пришло время узнать, что же такое «отари».
Как только он не называл меня этой ночью: и красавица, и любимая, и девочка моя золотая. Он шептал, что мой запах сводит его с ума, что ни одна женщина в его жизни не доставляла ему столько наслаждения, что я, как глина в его руках, из которой он лепит свою мечту. Прямо-таки Омар Хайям! И без конца, хриплым шёпотом, отари… отари… отари…. Так как это слово я чётко знала, то уловить смысл не составило труда. Отари ― это звёздочка. Так вот от кого пошло моё прозвище! Подслушивают, значит! Вот банда извращенцев! Также я поняла, почему ранее, когда «звёздочкой» меня назвал Мелкий, я не догадалась, что означает «отари». Мелкий произнёс другое слово, но с этим же смыслом, возможно, синоним или из другого языка.
Карелл был нежен как никогда, соскучился наверно. От его ласковых слов, которые я уже прекрасно понимала, поглаживаний, сильных рук и жарких объятий, накатила такая волна возбуждения, что когда он, как обычно, всё закончил, я чуть не взвыла. Первый раз за мою сознательную сексуальную жизнь, меня так обломал мужик. Никого и никогда до этого я так не хотела как его в тот момент. Головой я понимала, что всё хорошо, я веду себя правильно и, возможно, именно пассивность, молчание и страх с моей стороны, так привлекают атамана. Но как же хотелось в ту минуту, чтобы он сделал всё по нормальному! Я бы не возражала, а потом будь что будет.
