Пока я наслаждалась восхитительным вкусом, Мозговой меня разглядывал. Я не выдержала:
― Что, нравлюсь?
― Очень!
Я расхохоталась и чуть не расплескала ещё горячую жидкость:
― Давай хотя бы ты не будешь на меня пялиться, а то недавно тут некоторые очень упорно меня рассматривали.
― Но ведь есть на что посмотреть.
― Не знаю, не знаю, по-моему, кожа да кости и живого места нет.
Теперь он расхохотался.
― Что читаешь?
― Так, нашёл тут у тебя справочник по языкам программирования, вот и разбираюсь на досуге, но не совсем полный, многих страниц не хватает.
― По языкам программирования? У меня в голове?
― Ну да. А что тебя удивляет?
― Как что? Я к программированию никогда не имела никакого отношения.
― Ну не знаю, не знаю,― он скопировал мои интонации,― я же нашёл. Значит, когда-то имела, просто не помнишь.
Я пожала плечами. Может, и правда не помню…
― Кстати, а из чего ты такую вкуснятину сварил?
― Из тебя, конечно.
― Как из меня?― пахнуло «Молчанием ягнят».
― Ты же сама мне разрешила брать, что хочу, пользоваться, чем надо. Вот и сварил.
Я непонимающе уставилась на него:
― Ты… что… с ума совсем спрыгнул?! Ты чем меня поишь?!
Профессор вскочил и забегал по библиотеке:
― Да, успокойся, ничего такого… Что ты придумала? Это же всё нереально! Я просто взял твои воспоминания и ощущения от вкуса, запаха, зрительные образы и собрал воедино. И всё! И больше ничего! Ты сама с ума спрыгнула, что такое подумала!
Я выдохнула:
― Прости, я дура, не обижайся…
Он сел рядом и забрал у меня чашку:
― Проехали… Я сам виноват, ляпнул неудачно.
Я обняла его, прижалась и прошептала:
― Меня сегодня так рассматривали, что стало страшно. Как я здесь продержусь? Может всё-таки попросить у Гая лошадь и податься в Латрас или, вообще, залечь где-нибудь в лесу и не высовываться никуда, что бы никто меня не видел?
― А как ты тогда найдёшь проход обратно на Землю, если поселишься в лесу? Чем питаться, как зимовать, ты подумала?
― Да… я знаю, что сказала глупость. Чтобы выбраться отсюда, нужно быть среди людей, учить язык, приспосабливаться, собирать информацию. Я знаю, только…
― Тебе страшно.
― Да, очень. Иногда так, что кажется… Лучше бы я умерла…
― Не говори так больше, слышишь?― Мозговой взял моё лицо в тёплые ладони и прижался к моему лбу.― Ты думала о том, что если умрёшь ты, умру и я?
Об этом я действительно не думала, вот тупица! Он продолжал смотреть прямо в глаза:
― Всё хорошо… Всё хорошо, Кари… Ты среди людей, скоро освоишься и привыкнешь. Конечно, тебе страшно, моя дорогая, но ты сильная и смелая, умеешь брать себя в руки и принимать решения. Ты всё преодолеешь и всё сможешь. Мы сможем.
Я обняла его ещё крепче:
― Мне так не хватает Дайка, скучаю по нему. Как думаешь, он выбрался, он жив?
― Я уверен, что он жив. Не могу объяснить почему, просто уверен,― и погладил по спине.―Точно, кожа да кости.
― Я же говорила.
― Тебе нужно восстановить силы и набрать хоть пару килограммов, а то Дайк при встрече не узнает.
И мы захихикали.
― Ну всё, закрой глаза… Нужно спать…. Спать…
Его голос стал тихим, нежным и таким успокаивающим… «Вот балда, про перемену цвета глаз и волос забыла спросить,― подумала я, засыпая,― ну да ладно, потом». И заснула.
В течение нескольких следующих дней, я познакомилась со всеми членами этого кочующего семейства. Можно сказать, что это действительно в каком-то смысле семья, хотя настоящими родственниками они не были. Только у Гая было дальнее кровное родство с семьёй Олмана, самой многочисленной в караване.
Олману, если можно так выразиться «старосте», я не понравилась. Он подозрительно смотрел из-под густых бровей, и я видела ― он не верит, не верит тому, что говорят Гай и Хейя обо мне. Но после объяснений, этот седой худощавый мужчина, коротко кивнул и сказал, что я смогу остаться при караване до прибытия в Латрас, если Гай, временно, принимает меня в свою семью. А также довольно жёстко предупредил Хейю и Айру, чтобы впредь они лучше смотрели за Натри. Потому как искать его и терять столько времени никто не будет, если он опять пропадёт.
Так я и выяснила, почему ребёнок оказался в лесу один. Его никто не терял. Натри удрал сам. Вот вам и Мышонок! На одной из долгих стоянок, в верховьях уже знакомой мне реки, которая носила странное название Улитка, у одной из кобыл начались роды с сильным кровотечением и женщины были заняты. Почти все мужчины ушли на большую охоту, а остальные охраняли караван. Натри был на попечении сестры и, несмотря на то что Айра привязала его, всё-таки удрал. И как выяснилось, не в первый раз.
Внешне Натри выглядел этаким прекрасным ангелочком, с потрясающей улыбкой, но на самом деле никогда нельзя было предсказать, когда и куда он уползёт или убежит. Проблемы у родителей с ним начались, как только он научился ползать. Стоило взрослым отвлечься как, малыш исчезал так быстро и незаметно, что никто не мог понять, как у него это получается. А когда он начал ходить… Но самое интересное, что и привязь не могла его удержать. Как такие малюсенькие пальчики распутывали крепкие отцовские узлы, не понимал никто. Не ребёнок, а уникум!
Постоянные поиски малыша отнимали много времени и задерживали всех, вот почему Олман так резко выражал своё недовольство. Когда после долгих розысков на берегу нашли маленький ботиночек, то сделали вывод, что мальчик утонул. А ведь он и правда, угодил в реку, а течение там было очень сильным и Натри унесло далеко вниз. Каким-то чудом он выплыл и выбрался на берег, где я на него и наткнулась. Вот такая история!
И всё же, несмотря на подозрительность руководителя каравана, я успокоилась. Я уже была не одна, меня окружали вполне нормальные люди, доброжелательно настроенные и готовые помочь в меру своих сил и возможностей. За несколько дней я вполне оправилась, отъелась и меня уже не водило в стороны от слабости. На очередной вечерней стоянке Хейя варила ужин, а я сидела рядом с малышом на руках. Все семьи занимались своими делами после долгого дня пути, Айра с Гаем подались в лес за дровами, а Скай ― старший сын в этом семействе, с другими мужчинами ушёл на рыбалку, в лесу было небольшое озеро.
Прикрыв котёл с ароматной кашей, Хейя присела рядом и взяла у меня мальчика. Мне кажется, она до сих пор не верила, что малыш жив, здоров и рядом. Женщина почти не спускала его с рук, постоянно тискала и чмокала в щёчки. Заживающие ладони нестерпимо чесались и я без конца их обо что-нибудь тёрла. Взяв мою руку, она посмотрела на розовые шрамы, ещё местами покрытые корочкой, и тихо спросила:
