― Из-з-здеваеш-ш-шься-я?
― Ну что ты… и в мыслях не было…
Придя немного в себя, я поднялась, залила костёр водой и отбросила ногой остатки трапезы:
― «Приятно» было познакомиться… Раз ты вроде как передумал, то изволь откланяться. Мне дальше двигать надо… Видно, правду про вас говорят… А я, дура такая, пожалела… Даже восхищалась… тому, какой ты красивый…― продолжала я хрипло приговаривать, стаскивая лодку в воду.― Точно, дура!
Ангалин изображал из себя каменную статую. Пройдя тростниковые заросли, я залезла в пирогу, пытаясь удержать равновесие, и взялась за вёсла:
― Ну, будь здоров… Не кашляй…
Ящер остался на песке, провожая меня взглядом. Его глаза уже были просто зелёные, без красного оттенка.
«Да… А как хорошо всё начиналось… Опасная зверюга… А умный какой… Если бы не внешний вид, то по разговору человек, один в один. Жаль, что не додушил… Избавил бы одним махом от всего…»― я ожесточённо гребла, как будто лодка и вёсла были в чём-то виноваты.
На реку опускались сумерки. Далеко впереди виднелось парусное судно и несколько лодок причаливали к дальнему берегу. «Наверно, там посёлок…― подумала я.― Но туда не поплыву, буду грести всю ночь. Чем быстрее окажусь в Банкоре, тем лучше». Где-то на середине я опять поймала поток мощного течения и, убрав вёсла, подвинулась на корму к небольшому рулю. Ладони покрылись волдырями мозолей ещё с прошлой ночи, но было не больно, а просто неприятно: «Бедные мои ручки! Сколько вы уже перенесли: и шрамы, и мозоли… Эх… А когда-то без маникюра из дому не выходила… А теперь, всё равно… Мозг? Мозг, ты куда пропал опять? Слышишь меня?» Но никто не откликался на мысленный призыв: «Странно… Где его носит? Никак в дебрях моего разума шляется… А потом будет причитать, что я с ним мало общаюсь. Мозговой, ты где?! Алё! Приём!» Он не отвечал. «Ну вот так всегда! Как он нужен, так нет его… Ну и чёрт с тобой! Захочешь, сам объявишься»,― и в сердцах стукнула кулаком по борту.
Повеяло холодным ветерком. Я зябко поёжилась и, отпустив руль, подтянула мешок с одеждой. От неловкого движения лодка сильно качнулась. «Только перевернуться не хватало!»― я замерла и вцепилась в борта, восстанавливая равновесие. В темноте берегов уже не было видно, но в небе, неоновыми лампочками, зажигались звёзды. «Ночь опять будет ясной, это хорошо… Только сегодня заметно холоднее…― подумала я, натягивая свитер и обувая новые угги, которые купила на ярмарке.― Лучше всё-таки грести, а не рулить, так теплее».
Эта ночь была такой же сказочно-космической, как и предыдущая, если не считать того, что через несколько часов, я чуть не врезалась в остров. Поначалу я не поняла, что за темнота растёт впереди. Она была далеко, а потом всё ближе и ближе, больше и больше. И только услышав шум ветра в тростнике, я догадалась, что это. Остров… Просто остров, но было, конечно, жутковато. Я налегла на вёсла, обогнула препятствие, и река опять понесла меня в мерцающую даль.
К рассвету я продрогла и жутко проголодалась. И несколько раз пожалела, что не взяла остальные куски рыбы с собой. И плевать, что этот гад чешуйчатый её поймал для меня и помог огонь развести. Нечего так едой разбрасываться, в моей-то ситуации. Как бы эта рыбка сейчас пригодилась! От воспоминаний о горячей еде потекли слюни. То, что ящер чуть не задушил меня, почему-то особо не беспокоило. Я даже жалела немного, что он передумал. Возможно, это был бы лучший выход… Хотя, о чём я думаю… Жива и, слава богу… А ангалин, конечно, тварь неблагодарная, хоть и красивый, зараза…
Над рекой стелился утренний туман, и первые птицы звонко верещали в прибрежных зарослях. Рыба плескалась прямо возле лодки. Я опустила ловушку, так на всякий случай, и раскинула сеть недалеко от очередного островка. А вдруг поймаю завтрак! Но рыба тоже не дура, ловиться не хотела. Я догребла до ближайшего острова, осмотрелась и на дневной привал решила остановиться здесь. Посёлков по берегам видно не было, как и лодок рыбаков. «Ладно, будь что будет… Сутки без еды продержаться смогу, а потом придётся искать деревню…». Меня лихорадило, то ли от холода, то ли от усталости. Не хотелось ничего, просто лечь и лежать, а ещё лучше проспать до вечера. Когда спишь, голода не чувствуешь.
Протащив свой транспорт подальше в глубину островка, на небольшую полянку, я натянула на себя почти всю одежду, которая имелась, завернулась в одеяло и улеглась на дно. В голове шумели волны, и меня качало из стороны в сторону. Это, наверно, от долгого пребывания на воде, такая внутренняя качка. Я закрыла глаза. Шум прибоя в ушах усилился, но не раздражал, а, наоборот, успокаивал. Я представила, что я на берегу моря, иду по тёплому, почти горячему песку. Босые ноги слегка проваливаются и стопы чувствуют каждую песчинку. Кругом летают чайки, но почему-то не кричат, а шепчут: «Кари… Кари… Всё хорошо… Впереди вся жизнь… Нужно думать о будущем… Всё хорошо… Всё хорошо…». Я смотрю в небо на больших белых птиц, кружащих над головой. Вдруг одна из них вспыхивает ярким пламенем прямо на лету и падает камнем. Я подбегаю и вижу: на песке лежит курица, курица-гриль, с золотистой корочкой и большими пучками зелени вокруг. От потрясающего аромата начинает кружиться голова, и я протягиваю руки к заветной мечте, но не тут-то было. Копчёная тушка вскакивает на костяные ножки и удирает прочь.
― Стой! Ты куда! Ты моя, курица! Ты жареная! Как смеешь убегать?!― и несусь следом за драпающим ужином.― Стоять, я сказала! Куры-гриль не могут бегать!― я орала, что есть мочи, только голоса своего почти не слышала. Из горла вырывалось лишь какое-то карканье. Жареная птичка резко сменила направление и запрыгала прямо к морю ― я за ней. Расправив куцые крылышки, она подскочила и бухнулась в воду. Холодные капли брызнули на лицо, и я проснулась.
На меня смотрела тёмно-серая зеленоглазая морда.
― И снова, здравствуйте!― мой голос, действительно, был хриплым, и слова застревали на полпути.― Что? Соскучился?
Я привстала. Пахло жареным мясом.
― Есть будеш-ш-шь?― прошипел ангалин.
Второй раз повторять ему не пришлось. Я, мешком, вывалилась из лодки и на четвереньках быстренько поползла к небольшому костерку. На угольях запекалась рыба, а рядом на округлых листьях, дымился, нанизанный на палочки, шашлык! И хотя глотать было трудно, горло словно перетянули ремнями, с двумя порциями я разделалась за несколько минут. По вкусу это была какая-то птица, но точно не берусь утверждать. Горячее мясо! Вот что главное! И вкусное-е-е…
Ангалин пристроился рядом и, держа в хвосторуке мой кинжал, выковыривал что-то из угольков. Я оглядела полянку. Мои мешки валялись на земле, полностью распотрошённые. «Вот, наглец! Даже в моих пожитках успел покопаться. Как бы золотишко не спёр…». Про падкость ангалинов до золота, я была уже наслышана. К ноге подкатилось несколько крупных обугленных шариков. Я оторвалась от трапезы. Это были местные корнеплоды, по вкусу очень похожие на картошку, только цвет у них внутри был ярко-оранжевый, как у тыквы. Местные называли их «ваттаха», что значило питательный корень. Но про себя я именовала этот овощ «тыквокартошкой». Я глянула на ящера, он продолжал ковыряться в углях и на меня не смотрел.