Я заворожённо следила за каждым его действием. В секунды белёсая субстанция внутри колбы закипела и начала подниматься кверху. Проходя через змеевики и трубки, она несколько раз меняла цвет, до тех пор, пока в подставленную бутылку не потекла прозрачная, светло-жёлтая жидкость. Когда тара наполнилась, профессор быстро закупорил её пробкой, закрепил проволокой и со словами «надо охладить», поставил в небольшой контейнер.
― У тебя тут даже холодильник есть?!
― Конечно!
― А как?! На чем работают все эти приборы?! Центрифуга, холодильник…
― А ты не догадываешься?!
― Нет.
― Ну, Кари! Вот сколько мы общаемся, а ты всё равно иногда проявляешь чудеса недогадливости, хотя прекрасно соображаешь. Всё здесь,― и он взмахнул рукой, обводя эту белую пустоту,― всё здесь работает на твоей энергии: на квантово-позитронных импульсах твоего мозга, кварках чувств и фотонах эмоций.
Я нервно сглотнула:
― Вот только не надо сейчас физики элементарных частиц.
Он хохотнул:
― Иди в библиотеку… Нужно отметить столь долгожданную встречу.
― Алкоголик…
― Это единственный мой недостаток!
Я полулежала на кушетке в библиотеке, когда Тан торжественно внёс на подносе, покрытую лёгкой изморозью бутылку. Прочитав этикетку, которую он каким-то образом напечатал, я разразилась хохотом:
― «Окатанское Игристое»?! Потрясающе! Может наладишь производство?!
― Посмотрим…― и лукаво улыбаясь, поставил бутылку на стол. Пока он доставал бокалы, откупоривал пробку и разливал вино, я пристально разглядывала его.
Тан изменился. Очень… И хотя одет он был, как и раньше, в привычный бархатный халат бордового цвета поверх белой рубашки с чёрным шейным платком, тёмные брюки со стрелками и мягкие домашние туфли, но его лицо, волосы, руки… Он выглядел моложе. Теперь ему нельзя было дать больше пятидесяти. Ещё в лесу, когда я впервые увидела его, Тану с виду было за восемьдесят: такой старый добрый, мудрый профессор. Первая разительная перемена в его внешности случилась после моей смерти, пусть и не вполне осознанной, когда Макс задушил меня, случайно. Тогда Мозг помолодел, лет на десять-пятнадцать, а теперь вот опять… Что же так повлияло на него?!
Я не устояла под напором его гипнотического обаяния ещё тогда, когда он выглядел старше. А теперь? Что будет дальше?! Он же красив… Красив не просто внешне: лицом, телом, речью. Он притягивает меня, завораживает: взглядом, улыбкой, движениями тонких, длинных пальцев, поворотом головы, лукавым прищуром карих глаз, густой шевелюрой волос, в которых седина осталась только на висках.
― Ну что? Попробуем?― Тан протянул бокал с пузырящимся напитком.
― С удовольствием,― я сделала глоток и откинулась на спину.
Мозговой устроился рядом на маленьком пуфике.
― Успокоилась?
― Да. Ты специально всё это сделал? Лабораторию показал… чтобы я отвлеклась?
Он долго смотрел, а после ответил:
― Ты всё знаешь и всё понимаешь… Не обижайся на Дайка. Он поймёт и поверит, он уже верит, просто надо дать ему ещё немного времени. Он в шоке от тебя, твоего странного поведения, того, что ты говорила. Ему очень больно от того, что он к тебе чувствует, и того что понимает разумом. Вечный конфликт чувств и эмоций с рассудком…
Протянув руку, я приложила палец к губам Тана:
― Всё. Не говори больше ничего. Он должен разобраться сам и принять решение.
Тан кивнул. Мы допили шампанское, и я поднялась с кушетки:
― Было очень вкусно, спасибо… Пойду я, надо немного поспать.
Профессор проводил меня до двери:
― Я так счастлив, что ты пришла…
Не выдержав ласкового взгляда, я крепко обняла его и, уткнувшись носом в шею, глубоко вдохнула: «Этот запах… Его запах… Такой родной и такой волнующий… Теперь я понимаю Карелла».
Я открыла глаза на рассвете. Рядом сидел Бумер и смотрел в упор. Увидев, что я проснулась, он заскулил и радостно кинулся лизаться.
― Проснулась я, проснулась! Доброе утро, пушистик!
Несколько минут мы возились на соломе, пока большая часть подстилки не оказалась на полу. «Надо будет нормальный матрас раздобыть, а то собирать эту кучу каждый день по всему дому совсем не хочется…». Я быстро оделась и первым делом мы пошли к Белой скале встречать рассвет, и… может быть Макса.
Утро было прохладным и пронзительно красивым. Прекрасная осенняя погода, когда ещё нет сильных холодов, но и лето уже сдало свои позиции. Сидя на берегу, на большом плоском валуне, я смотрела в море. Оно было тихим и спокойным: волны, ласково шурша, плескались о прибрежные камни, а солнышки ― большое и маленькое, неспешно вставали из-за горизонта. Вдали, в туманной рассветной дымке, уже можно было разглядеть острова, которые были похожи на острые спинные плавники какого-то гигантского морского чудовища.
Бумер сначала бегал поблизости, обнюхивая и обследуя каменистый берег, а потом я не заметила, как он исчез. Я тревожно осмотрелась. И только собралась позвать его, как позади, в шагах тридцати, из густого куста раздался какой-то то ли хрип, то ли писк и треск ломающихся веток. Я кинулась туда. Из зарослей, с важным, победоносным видом выбрался мой подопечный, держа в пасти маленькую и уже мёртвую птичку.
― Ну что ж… Молодец! Завтрак ты себе поймал!
Улыбаясь, я гладила его по голове, а волчонок преданно смотрел мне в глаза. Потом он положил добычу на землю и подпихнул мордой к моей ноге. Я обалдела:
― Мне?! Ты поймал её для меня?! Ах ты, мой добытчик! Спасибо!
Объяснить Бумеру, что такая мелкая птаха будет мне на один зуб, было невозможно, но и отвергать подарок я не решилась. Если голодный волчонок не съел сам свою добычу, а отдал мне ― это говорит о многом. Поэтому, ухватив птичку за лапку, я понесла её в дом, выражая щенку своё полное одобрение и восхищение его поступком.
В доме я положила птаху в щенячью миску и добавила мелко нарезанного сырого мяса. Бумер очень странно, я бы даже сказала вопросительно, уставился на меня. Я присела на корточки:
― Бумер, ты молодец! Ты самый умный волк на всём белом свете! Но будет лучше, если первую свою добычу ты съешь сам,― и потыкала пальцем в дохлую тушку.― А когда немного подрастёшь и научишься охотиться на более крупную дичь, мы обязательно будем есть её вместе. Просто ты волк, а я человек и вкусы у нас отличаются. Ешь!
Не знаю, понял ли он хоть что-нибудь из того, что я наговорила, но через несколько минут, урча от удовольствия, уже рвал птаху на куски, только перья летели. Я была довольна. Возможно, что и учить волчонка охотиться не придётся: природа и инстинкты сделают своё дело.
