– Ты уже говорил это. И знаешь что? Я тебе не верю.
– У нас так много общего! Не отказывайся от всего из-за минутного гнева. – Он схватил ее за плечи, умоляя: – Я… не смогу жить без тебя.
Она видела, что Донован в отчаянии, но на этот раз Кейт и сама отчаялась.
– Пусти меня!
Он не слышал ее мольбы, утонув в собственном горе. Запустив одну руку ей в волосы, он отогнул ее голову назад, а второй обхватил за талию, прижимая к себе и целуя с удушающей страстью.
Они тысячу раз до этого заключали друг друга в объятия. Часто их ссоры заканчивались интимной близостью. Но в тот раз Кейт почувствовала отвращение и нарастающий страх. Боже, помоги ей, она в его власти, совершенно беспомощная. Почти в истерике, она заплакала:
– Не делай этого! О Господи, пожалуйста, оставь меня в покое.
Так легко, как будто она была ребенком, он подтолкнул ее назад, к стойке.
– Ты моя, Кейт, моя. Я так люблю тебя. Я не могу никому тебя отдать.
Его руки больно сжимали ее, и он снова ее целовал. Кейт лихорадочно шарила по стойке в поисках какого-нибудь оружия. Нащупала что-то знакомое, длинное и узкое. Схватила. Подняла. Ударила.
Он вскрикнул и отпустил ее, привалившись к холодильнику. Кровь струилась из глубокого пореза, который протянулся от его левого плеча до локтя. Трясущимися пальцами Донован прикоснулся к ране, потом уставился на алые пятна.
Ее чуть не стошнило при виде его крови. Господи, она могла убить мужа!
Он поднял глаза, и выражение его лица навсегда запечатлелось в памяти Кейт. Целую вечность они смотрели друг на друга, а последние тонкие нити близости, преданности и доверия все рвались и рвались.
Пытаясь игнорировать убийственную правду, Донован проговорил до ужаса спокойным голосом:
– Не беспокойся, Кейт, рана не глубокая. Мне и больше доставалось, когда я возился с машиной. Все заживет. Давай просто… присядем и дадим себе возможность успокоиться.
Кейт тупо смотрела на окровавленный нож в собственной руке.
– Слишком поздно, Патрик, – прошептала она.
– Нет! Не может быть слишком поздно.
Она молча покачала головой. Лучше бы она умерла.
Его охватила абсолютная покорность судьбе, как смертельно раненного, который осознал, что дальнейшая борьба за жизнь бесполезна. Прислонившись к холодильнику, Донован медленно сполз на пол.
– Это я во всем виноват. Прости, Кейт. Прости… меня… пожалуйста.
Она взглянула на него в последний раз – на красивое лицо, которое так любила, на сильное тело, доставлявшее ей такое наслаждение.
На кровь, струившуюся между его пальцами. Она думала, что этот мужчина будет рядом с ней всю жизнь. Как вынести расставание?
Голосом, полным муки, он прошептал:
– Если ты собираешься уходить, уходи быстро, Кейт. Ради нас обоих.
Охваченная болью, сильнее которой трудно было себе представить, Кейт аккуратно положила нож на стойку. Потом взяла сумочку и вышла из дома, видевшего и самые счастливые моменты ее жизни, и самую черную печаль.
…Она не видела мужчину, за которого вышла замуж, десять долгих лет.
Глава 30
– Кейт, ты где витаешь? – Голос Вэл ворвался в воспоминания Кейт.
Возвращаясь в настоящее, она ответила:
– Выбор между персиковым десертом и тортом из тысячи шоколадок – серьезное дело и требует полной концентрации.
– Возьми персиковый десерт, – посоветовала Лорел. – А я шоколадный торт. Мы можем поделиться, и тогда обе выживем.
Когда трехчасовой обед наконец завершился, Лорел сказала:
– Кейт, Рейчел, не хотите пойти со мной и Вэл на выставку-продажу изделий ручного труда?
– Я там была вчера и все скупила, – отозвалась Кейт. – На вашу долю ничего не осталось.
– А как насчет прогуляться, Кейт? – спросила Рейчел. – Немного свежего воздуха мне не повредит.
Кейт поняла, что ей предлагается не только прогулка.
– Было бы здорово. Можно поискать крокусы.
– Девочки, – проговорила Вэл, – а вы не забыли, как это будет по-латыни?
Слегка попрепиравшись, подруги заплатили по счету, оставив официантке чаевые, которые наверняка удвоили ее зарплату за день, и вышли на залитую бледным весенним солнцем улицу. Лорел села в старую «тойоту» Вэл, и они отправились в центр города.
Когда они с Рейчел пересекали небольшую стоянку, Кейт лениво заметила:
– Рядом с моей машиной серебристая «хонда», такая же, как у меня.
– Так винного цвета – это твоя? А серебристая моя.
– У нас всегда были схожие вкусы. Когда моя «хонда» прибыла в Балтимор, Донован сказал мне, что у меня стадный инстинкт и никакого воображения в выборе автомобилей.
– Эти мужчины! А что ты ответила?
– Что если стадный инстинкт заставляет нас ценить надежную, красивую машину, то я пойду со стадом. Донован, естественно, предпочитает претенциозные машины, вроде его «харлея» и классического «корветта».
Рейчел повернула налево, на авеню Роланд – обсаженный деревьями бульвар.
– Там, в ресторане, ты на время улетала в несуществующую страну.
– Если бы несуществующую. К сожалению, все это было на самом деле.
– Я так и подумала. Вспомнила о том дне, когда ушла or Донована?
…Тогда Кейт ехала как слепая и очнулась только в квартире подруги. Ошеломленная Рейчел отложила учебники и занялась ее ранами. Она хотела, чтобы Донована немедленно арестовали, но Кейт категорически запретила ей звонить кому бы то ни было, кроме Тома. Интуиция подсказала ей, что необходимо обдумать все, что случилось, прежде чем привести в действие такие силы, остановить которые будет не в ее власти.
– Да. Я до сих пор считаю, что молчание было лучшим выходом. Мой отец был совершенно потрясен признанием Тома, и то, что я настаивала на разводе, ранило его почти так же сильно. Донован был для него сыном, о котором он всегда мечтал, самым удавшимся из его детей. Сэм не перенес бы, если бы узнал, что Донован бьет меня. Кроме того, полиция могла арестовать и меня. Ведь от ножа пострадал Донован.
– Если бы ты рассказала отцу всю правду, он, может, и потерял бы Донована, но у него бы осталась ты. А ты была любимицей Сэма.
– Я не могла оставаться в Мэриленде, так что он потерял бы меня в любом случае. А так у него оставался Донован, и я думаю, что они нашли спасение друг в друге.
Кейт твердо верила в это. Том примчался, как только Рейчел ему позвонила. Не сумев заставить сестру обратиться в полицию, он предложил, чтобы она вместе с ним уехала в Калифорнию. Там, вдали от Донована, у нее был шанс начать новую жизнь. Кейт ухватилась за эту идею. Больше, чем что-либо другое, ей помогли продержаться доброта и понимание брата.
