Ладно, сопротивляться — не самая лучшая идея. Мысль о том, что этот человек заберет мое тело, пугает меня, но я ничего не могу поделать. Что бы он ни задумал для меня, когда вернется, возможно, я уже пожалею, что родилась. Не нужно делать еще хуже.
— Ладно, ладно, — хриплю я.
Он отпускает меня и скрещивает руки на груди, ожидая, пока я стягиваю с себя одежду.
Дрожащими руками я позволила каждой вещи упасть на пол. Глаза Спайдера впиваются в меня с каждым моим движением. Его лицо холодно и бесчувственно, за исключением голода, который вспыхивает в его взгляде.
Я не получу от него никакой пощады.
Не желая поворачиваться к нему спиной, я заползаю на его кровать.
Не знаю, чего ожидать от него, когда я лежу здесь, но что бы это ни было, это не то, что он собирался сделать.
Спайдер подходит к комоду и вытаскивает четыре веревки. В одно мгновение он забирается на кровать, оседлав мою талию.
Вес его тела, вдавливает меня в матрас, пугает меня, усиливая мою панику. — Подожди, что ты…
— Заткнись. — Он хватает меня за запястье, обматывает его одной из веревок и поднимает к изголовью.
— О нет.
Я никогда раньше не была связана, но мне и не нужно было, чтобы понять его намерения.
Воспоминание о Саре, привязанной к тому дереву для битья за кражу еды, вспыхивает в моей голове. Это был единственный раз, когда я видела женщину связанной, прямо перед тем, как она получила пять ударов плетью по спине. Спайдер точно не собирается меня бить. Я смотрю не в ту сторону. Но он может сотворить со мной множество других отвратительных вещей, и, если мои запястья будут привязаны к его изголовью, я не смогу его остановить. Мысль о том, что я окажусь настолько уязвимой для него, и все это время обнаженной, как в тот день, когда я родилась, — это больше, чем я могу вынести.
Включается режим выживания, лишающий всякого смысла.
— Что ты делаешь? — рявкаю я, выдергивая руку, пока он привязывает мое запястье к ручке кровати. — Отпусти меня!
Не говоря ни слова, Спайдер натягивает веревку до тех пор, пока мне не остается места, чтобы вывернуться. Не настолько, чтобы защемить кожу, но достаточно, чтобы мое запястье было крепко зажато натянутой рукой. Он работает быстро, делая то же самое с другим запястьем, привязывая его к ручке кровати с другой стороны от меня.
Я яростно извиваюсь на матрасе. Он молча слезает с меня, подходит к левой стороне подножья и хватает меня за лодыжку.
— Ты не можешь этого сделать! — я пинаю его, целясь в любую часть тела, до которой могу дотянуться. Я промахиваюсь, и он отшвыривает мою ногу. — Отпусти меня!
— Кричи и плачь сколько хочешь. Ты не выберешься отсюда.
Я снова бьюсь, и он поворачивает мои бедра так, что я наполовину перекатываюсь на бок. Его ладонь врезается в мою задницу, один сильный шлепок. Огонь распространяется по моей ягодице. Я кричу, наполовину от гнева, наполовину от боли.
Это больно, мать его, но боль делает, и кое-что еще. Она проникает в меня, глубоко, вызывая ту самую искривленную часть меня, которая, кажется, жаждет его прикосновений, чтобы лакать его удовольствие и его боль, как кошка с блюдцем сливок. Жало скользит между моих ног, заставляя мое нутро гореть.
Не успеваю я опомниться, как он снова укладывает меня на матрас и привязывает лодыжку к кровати.
— Меня не будет некоторое время, а это значит, что у тебя будет достаточно времени подумать о том, что с тобой будет, когда я вернусь. — Он обматывает последнюю веревку вокруг моей правой лодыжки, привязывая ее к другой ручке кровати.
— О, ты, должно быть, шутишь! Ты собираешься просто оставить меня здесь?
— Да, — он опирается на спинку кровати, его глаза упиваются видом меня, распростертой на его кровати, обнаженной и беспомощной. Его веки опускаются до половины, придавая ему голодный, сонный и сексуальный вид.
Мои соски сжимаются под этим похотливым взглядом, жар внутри меня усиливается.
Как будто он осознает свое влияние на меня, он протягивает руку и его пальцы гладят мою обнаженную плоть, как будто это его право касаться меня, как и когда ему нравится.
Я вздрагиваю, эта единственная ласка заставляет мое сердце чувствовать, как будто оно в огне. Когда я извиваюсь в попытке избежать его прикосновения, он ухмыляется и отдергивает руку.
— Маленькая Дикая кошка, — его голос низкий, хриплый и чувственный. — Ты чертовски идеальна. Если бы мне не нужно было уходить, я был бы весь на тебе, а твоя киска доила бы мой член.
— Отпусти меня!
Обойдя кровать с моей стороны, он засовывает пальцы в рот и высасывает мои соки. Потом он собирает мою одежду, бросает ее в шкаф и запирает.
Запирая всякую надежду, что я смогу одеться, если смогу выбраться из этих веревок.
Наконец, он ставит две бутылки воды из своего жилета на тумбочку рядом со мной. Где я могу их видеть, но где они также безнадежно недосягаемы.
— Я ненавижу тебя, — выдавливаю я.
Его глаза блестят. — Теперь никуда не уйдешь, — он постукивает меня по носу.
Ярость поднимается, раскаленная добела. Я мотаю головой, дергаясь так сильно, что подпрыгиваю на матрасе. — Ты не можешь этого сделать! Выпусти меня отсюда, или, клянусь, я убью тебя!
Хмыкнув, он подходит к двери, открывает ее и поворачивается ко мне. — Мне бы очень хотелось, чтобы ты попробовала. Скоро увидимся.
Затем, вот так просто, он ушел, заперев за собой дверь.
Как только дверь в спальню Спайдера закрывается и щелкает замок, как только я остаюсь одна в тихой комнате, знакомые страхи и сомнения поселяются глубоко в моей груди.
Эти страхи и сомнения я уже испытывала, когда-то. Однажды, когда я была в изоляторе в Колонии. Одна, в темноте, без всякого человеческого контакта в течение нескольких часов. Или целыми днями.
Правда, здесь я не в темноте, но все равно заперта. Привязанная к его кровати, я все еще в ловушке, не в силах выбраться. Бессильная.
Я подавляю эти мысли, раздавив их в лепешку. Если я сейчас сломаюсь, все кончено. Если я позволю своему страху поглотить меня, я потеряю себя, стану беспомощной машиной, которой так старалась не стать. Кем-то без цели, без причин продолжать борьбу.
Глубоко вздохнув, я перевожу взгляд на веревки на запястьях, потом на лодыжки. Пытаюсь вывернуть конечности, высвободить их. Веревки натирают кожу, впиваясь в нее, и ни одна из них не сдвинулась ни на дюйм. Спайдер связал их достаточно крепко, чтобы сдерживать, но не перекрывая кровообращения.
Ненависть к нему просачивается внутрь, и я ворчу и рычу, дергая руками, извиваясь на кровати. Если мне удастся освободить одну руку, я смогу развязать другую, а потом ноги, а потом…
