Сталин, бесспорно, учитывал при этом как немалые организаторские способности Берии, так и огромные возможности подчиненной ему системы НКВД. С 20 августа 1945 г. при Государственном Комитете Обороны, а с его упразднением — при Совете министров СССР действовал Специальный комитет под его председательством. На комитет возлагалось «руководство всеми работами по использованию внутриатомной энергии урана». С марта 1953 г. ему было поручено руководство всеми специальными работами «по атомной промышленности, системам «Беркут» и «Комета», ракетам дальнего действия».
Забегая вперед, скажем, что 26 июня 1953 г. — в день ареста Берии — Спецкомитет был ликвидирован, а его функции, аппарат и подведомственные предприятия и организации переданы в только что образованное Министерство среднего машиностроения СССР.
В октябре 1949 г. «за организацию дела производства атомной энергии и успешное завершение испытаний атомного оружия» Лаврентий Павлович получил благодарность ЦК и Совета министров СССР. Его наградили орденом Ленина и присвоили звание лауреата Сталинской премии первой степени.
Правда, позднее и эту сторону деятельности Берии его «дорогие товарищи» по высшему руководству пытались дискредитировать. «…Известно, что Берия ведал специальным комитетом, занятым атомными делами, — говорил на июльском пленуме ЦК Г.М. Маленков. — Мы обязаны доложить пленуму, что и здесь он обособился и стал действовать, игнорируя ЦК и правительство в важнейших вопросах работы специального комитета. Так, он без ведома ЦК и правительства принял решение организовать взрыв водородной бомбы. Надо ли говорить о значении этого факта».
Попытки обособления Берии в решении атомной проблемы пытался подтвердить и министр среднего машиностроения СССР В.А. Малышев: «Сейчас же стали известны факты, что он обманывал Центральный Комитет, что за спиной ЦК и правительства, пользуясь своим положением председателя Спецкомитета, единолично проводил и подписывал важнейшие государственные решения, решения большой государственной важности… Мы начали копать архивы и обнаружили, что он подписал целый ряд крупных решений без ведома ЦК и правительства, например, о плане работ на 1953 год по очень важному конструкторскому бюро, работающему над конструкцией атомных бомб… Он скрыл и единолично подписал целый ряд других решений, которые будут стоить многих сотен миллионов рублей, решений по специальным вопросам»
[306].
Возможно, Берия и в самом деле пытался стать монополистом в атомной проблеме, хотя трудно представить, как этого можно было добиться в условиях «коллективного руководства». Совсем не исключено, что он стремился уберечь столь тонкую сферу, связанную с научным прорывом в неизвестное, от некомпетентного вмешательства партийных чиновников, умевших только «руководить». Незавидная послевоенная судьба разведорганов была ему в этом стремлении лишним аргументом.
В БОРЬБЕ ЗА ПЕРЕДЕЛ ВЛАСТИ
Более семи лет Берия оставался на посту наркома НКВД. С преобразованием наркомата в министерство в начале 1946 г. он передал дела С.Н. Круглову, при этом сам еще более упрочил свои позиции в системе власти. Став заместителем председателя Совета министров СССР, он курировал МГБ и МВД. Тогда же он стал членом Политбюро ЦК, теперь уже не только фактически, но и формально войдя в самое ближайшее окружение вождя.
Как всякий политик, занимавший крупный пост и не исключавший для себя в будущем роль лидера страны, Лаврентий Павлович, где только можно, сколачивал собственную команду. Так, он всемерно искал пути к расширению своего влияния в среде высших военных. В 1948 г. ему удалось посадить в кресло начальника Генерального штаба Советских Вооруженных Сил генерала армии С.М. Штеменко.
Дело обстояло следующим образом. Маршал А.М. Василевский, который совмещал две должности — начальника Генштаба и первого заместителя министра Вооруженных Сил, попросил освободить его от первой из них. Взамен предложил кандидатуру генерала армии А.И. Антонова, который в тот момент был его первым заместителем по Генштабу. Александр Михайлович высоко отозвался об Антонове, и его главный довод состоял в том, что Антонов успешно справлялся с обязанностями начальника Генштаба в годы войны (1944–1945 гг.), был награжден полководческим орденом «Победа», которым удостоили всего 11 советских военачальников.
Однако когда такое предложение прозвучало на заседании Политбюро, Сталин возразил, предложив назначить Штеменко, бывшего тогда начальником Оперативного управления Генштаба. Эту кандидатуру вождю, по мнению Василевского, подсказал как раз Берия, хорошо узнавший Штеменко во время командировок на Кавказ в 1942 и 1943 гг.
Сталин пошел на это назначение, но он же и снял Штеменко с этого поста в 1952 г., как только заподозрил слишком большое влияние Берии на армейские дела. Информатор Лаврентия Павловича и, возможно, его «агент влияния» в недрах руководства Вооруженными Силами был снят с должности и отправлен начальником штаба — первым заместителем главнокомандующего Группой советских оккупационных войск в Германии.
Как вспоминал генерал В.Ф. Мернов, служивший в штабе ГСВГ начальником оперативного управления, Берия почти каждый вечер звонил Штеменко, успокаивал его и твердо обещал, что он возвратится в Генеральный штаб. И действительно, сразу после смерти Сталина генерал Штеменко вновь оказался там в должности первого заместителя начальника. Но всего через три месяца его могущественный покровитель пал, и 29 июня 1953 г. Штеменко опять сняли с должности, к тому же понизив в воинском звании на две ступени.
Более того: Главная военная прокуратура предъявила ему обвинение в том, что он информировал Берию по вопросам, составляющим государственную тайну, в частности о дислокации, составе и предназначении войск. Бывший начальник Генштаба признал, что беседы такого рода с Берией действительно велись, но поскольку подобная информация в органах госбезопасности и без того имелась от прикомандированных к каждой части уполномоченных, то от обвинений в разглашении военной и государственной тайны Штеменко удалось отбиться.
Тем не менее обвинение в близости к поверженному сановнику сработало, хотя в своем письме на имя Н.С. Хрущева от 21 июля 1953 г., обнаруженном автором в архиве бывшего Общего отдела ЦК КПСС, генерал утверждал, что он «абсолютно не причастен к антипартийным и антигосударственным действиям подлейшего преступника Берии»
[307].
Но в первую очередь сталинского фаворита заботила, конечно, прочная опора в органах безопасности и внутренних дел. К кадрам, расставленным еще с 1938–1939 гг., добавлялись новые, обязанные своим выдвижением ему и только ему. Тем более что с кончиной Сталина Берия добился нового объединения МВД и МТБ в одно министерство и вновь занял кресло министра внутренних дел СССР.
Как показывал на судебном процессе Гоглидзе, в марте 1953 г. назначенный начальником Третьего управления МВД СССР, Берия «полностью игнорировал прежний порядок назначения на руководящие посты работников по согласованию назначений с ЦК КПСС. Под видом слияния аппарата двух министерств были удалены почти все работники, прибывшие на работу в центральный аппарат из партийных органов в 1951–1952 годах, на руководящие посты были назначены люди, ранее уволенные из органов МТБ — МВД, и лица, освобожденные по указанию Берии из-под стражи… Берия недвусмысленно подчеркивал, что он прекратил ежовщину, придя на пост наркома внутренних дел в 1938 году, и теперь в 1953 г. прекращает игнатовщину, как бы не отличающуюся от ежовщины». Иначе говоря, он преодолевал «наследие» профессионального партийного работника, члена Президиума ЦК С.Д. Игнатьева, который возглавлял МГБ в 1951–1953 гг.
