1 августа в Хабаровск поступил приказ Ворошилова: «В пределах нашей границы смести и уничтожить интервентов, занявших высоты Заозерная и Безымянная, применив в дело боевую авиацию и артиллерию». Решение задачи нарком возложил на войска 39-го стрелкового корпуса в составе 40-й и 32-й стрелковых дивизий и 2-й механизированной бригады. Общее руководство операцией должен был осуществлять начальник штаба ДКФ Штерн. Но и Блюхер, естественно, будучи командующим, не должен был стоять в стороне. Поскольку теперь его поведение рассматривалось буквально под лупой, малейшее промедление маршала вызывало обостренную реакцию Кремля.
В день получения в Хабаровске приказа наркома — 1 августа Сталин, Молотов и Ворошилов вызвали Блюхера к прямому проводу. Разговор настолько ярко демонстрирует отношение высшей власти на тот момент к командующему ДКФ, что заслуживает быть приведенным практически полностью, без особых купюр.
«У аппарата товарищ СТАЛИН, т. МОЛОТОВ и т. ВОРОШИЛОВ. Ваши жалобы на первую армию неубедительны. Первая армия подчинена Вам. За беспорядки в первой армии отвечаете Вы лично. Скажите-ка, т. Блюхер, почему приказ наркома обороны о бомбардировке всей территории, занятой японцами, включая высоту Заозерная, не выполняется?
БЛЮХЕР. Докладываю. Авиация… готова к вылету. Задерживается вылет [из-за] неблагоприятной метеорологической обстановки. Сию минуту Рычагову (П.В. Рычагов — командующий ВВС ДКФ. — Ю.Р.) приказал, не считаясь ни с чем, поднять авиацию в воздух и атаковать район к югу, проходящий по линии Новоселки и выс[ота] 86,6. Центром воздушной атаки указана выс[ота] 69,8 и далее на юг высоты между оз. Хасан и озером Дорицини за исключением района поселка Подгорная, где, как только сейчас выяснилось, продолжают геройски выполнять свой долг пограничники, обороняя выходы к югу со стороны так называемой горы Заозерная. Далее приказано уничтожить диверсантов к востоку от водораздела на так называемой высоте Заозерная… Населенных корейских пунктов авиации бомбить запрещено. Авиация сейчас поднимается в воздух, но боюсь, что [при] этой бомбардировке мы, видимо, неизбежно заденем также как свои части, так и корейские поселки…
Товарищ СТАЛИН. Прошу извинения, что прервал Вас… Скажите, т. Блюхер, честно, есть ли у Вас желание по-настоящему воевать с японцами. Если нет у Вас такого желания, скажите прямо, как подобает коммунисту, а если есть желание, я бы считал, что Вам следовало бы выехать на место немедля.
Дальше. Мне непонятна Ваша боязнь задеть бомбежкой корейское население, а также боязнь, что авиация не сможет выполнить своего долга ввиду тумана. Кто это Вам запретил в условиях военной стычки с японцами не задевать корейское население? Какое Вам дело до корейцев, если наших людей бьют пачками японцы? Что значит какая-то облачность для большевистской авиации, если она хочет действительно отстоять честь своей Родины…
Т. БЛЮХЕР. Товарищ Сталин, прошу верить, если я имею право на это рассчитывать, то утверждаю, что добить японцев у меня желание было, есть и будет. Все мои оговорки о том, чтобы не задеть поселков мирного корейского населения, продиктованы указаниями, полученными мною семь часов тому назад от начальника Генерального штаба, который подчеркивал, что ни при каких условиях не должны нарушить границу, тут, видимо, происходит даже политическая ошибка о юридических метрах и формальном нарушении границы, которую допустил я в своей телеграмме на Ваше имя 24 июля».
В ряду причин, по которым удары с воздуха пока не наносились, Блюхер назвал также просьбу Штерна до окончательного сосредоточения второй мехбригады и частей 32 сд не разрешать вылеты нашей авиации. По мнению Штерна, активные действия советской авиации вызвали бы ответные действия двух японских авиационных полков в Северной Корее, что помешало бы выдвижению наших наземных частей. Но теперь, как докладывал Блюхер Сталину, «я отдаю распоряжение Рычагову поднять авиацию в воздух и атаковать зарвавшихся интервентов».
В ответ Сталин указал первостепенную цель бомбардировок: «По нашему мнению — главное теперь не дать японцам остаться на нашей территории. Никто Вас не обязывает переходить границу, мы только советуем Вам пустить в ход большие силы нашей бомбардировочной авиации и бомбить непрестанно японцев, чтобы они не могли обосноваться хотя бы на короткий срок на нашей территории, включая Заозерную. Мы считаем, что такая сосредоточенная бомбежка, кроме того, что она истребит японцев, будет вместе с тем прикрытием для подвода наших войск и конечно артиллерии к нашим границам. Советую Вам и Мазепову немедленно вылететь на место происшествия и сделать все для того, чтобы в короткий срок перебить японцев и истребить их материальную часть на нашей территории. Если там где-либо попадутся корейцы, китайцы, французы, англичане — бить всех безразлично».
Переговоры Сталин завершил словами: «Ждем Ваших сообщений об истреблении японцев на нашей территории. Тов. Блюхер должен показать, что он остался Блюхером Перекопа…»
[176]
Как видим, в ход у Сталина пошло все — и апелляция к славному боевому прошлому Блюхера, и циничный призыв не останавливаться перед бомбежкой мирного — подчеркнем особо — советского населения. Но и плата за это была затребована немалая: в ходе разговора Василий Константинович вынужден был признать, что в районе боевых действий «настоящего большевистского руководства войсками» не было ни со стороны командующего фронтом, ни со стороны военного совета 1-й армии.
2 августа Блюхер прибыл из Хабаровска во Владивосток, чтобы оттуда морем достичь Посьета. О его моральном и физическом состоянии позволяют судить воспоминания Адмирала Флота Советского Союза Н.Г. Кузнецова, тогда — командующего Тихоокеанским флотом, флагмана 2-го ранга. «Было совсем рано, когда самолет совершил посадку, — писал Кузнецов. — В.К. Блюхер прибыл с членом военного совета П.И. Мазеповым. Маршал выглядел озабоченным и утомленным.
«Как с перевозками? Много ли прибывает раненых?» — поинтересовался, едва мы отъехали от аэродрома. Я ответил, что грузы доставляются без задержки, а раненых немного, всех их разместили в военном госпитале.
Нигде не задерживаясь, мы подъехали к причалу, возле которого стоял корабль. На мостике эсминца маршал спросил, когда мы будем на месте, потом все всматривался вдаль, часто задумывался и не сразу отвечал на вопросы»
[177].
Блюхер был подавлен, ибо хорошо представлял, что ждет его на Хасане. Возможно, он уже упрекал себя в том, что упустил много времени, столь необходимого для подготовки района боевых действий. Подходы к месту боев для крупных подразделений затруднялись узким, трудно преодолимым ущельем, войска могли использовать единственную, к тому же плохую, с низкой пропускной способностью дорогу. Подкрепления к Хасану следовало же подтягивать незамедлительно, поскольку японцев, сумевших загодя обеспечить значительное численное превосходство, никак не удавалось сбить с занятых ими высот Заозерная и Безымянная.
