В конце концов маршалу удалось выйти из окружения. Тогда-то и появилась на свет справка майора госбезопасности Михеева, с которой мы начали свой рассказ. «Считаю необходимым Кулика арестовать», — так подытожил свое донесение секретарю ЦК начальник военной контрразведки.
Обстановка складывалась для Григория Ивановича очень тревожная. К этому времени было арестовано и 22 июля расстреляно командование Западным фронтом, в помощь которому в первый же день был направлен Кулик. Были также обвинены во вредительстве и расстреляны его подчиненные по ГАУ Каюков, Савченко, Засосов, Герасименко и другие. Ночного стука в дверь впору было напряженно ожидать и самому маршалу. Но, весьма вероятно, не без участия Сталина, ему удалось тогда избежать серьезных неприятностей.
К ОТВЕТУ ЗА КЕРЧЬ
Вернувшись в столицу, Кулик возглавил созданную при наркоме обороны специальную группу по формированию новых частей, 28 июля преобразованную в Главное управление формирования и укомплектования войск (Главупроформ). Вошедшие в начале августа в его состав члены Государственного Комитета Обороны Г.М. Маленков и Л.П. Берия сочли за благо, однако, удалить Кулика из Главупроформа «ввиду неудовлетворительности его работы на этом посту».
Григорий Иванович был направлен в войска. На Ленинградском фронте он встал во главе 54-й армии. Но опять ненадолго. 9 ноября 1941 г., наделенный высоким статусом уполномоченного Ставки ВГК на Керченском направлении, он находился в Ростове-на-Дону, где лично от Сталина по телефону получил приказ срочно выехать на Таманский полуостров и в Керчь. С какой целью? Этот вопрос не случаен. Маршал считал: чтобы, организовав имеющиеся там войска, любой ценой не допустить вторжение противника на Северный Кавказ. Верховный Главнокомандующий, как оказалось позднее, имел в виду нечто другое…
Добираясь на самолете, а затем автотранспортом, маршал преодолевал расстояние до Тамани в 300 км с небольшим целых двое суток. Навстречу ему попадались не только беспорядочно отходившие одиночные бойцы, но и целые подразделения, самовольно оставившие позиции и переправившиеся с Керченского полуострова, где части 51-й армии вели ожесточенные бои.
Ознакомившись с обстановкой на Таманском полуострове, маршал установил, что там не было ни единой воинской части, способной прикрыть его от возможного наступления немцев, отсутствовали какие бы то ни было оборонительные сооружения, за исключением одиночных окопов. Попытайся противник, форсировав Керченский пролив, высадить десант, остановить его было бы некому и нечем.
Посадив в оборону несколько наспех сколоченных частей, Григорий Иванович переправился в Крым. Еще с моря при подходе к Керчи его взору предстала картина, наводившая на вопрос, не поздно ли говорить об удержании полуострова. Противник обстреливал городские кварталы и пристани из артиллерии и минометов, тесня немногочисленных защитников. Бой шел уже в районе крепости, расположенной в южной части города на господствующих высотах.
Как позднее Кулик докладывал Сталину, командование наших войск истинной обстановки не знало, будучи уверено, что крепость обороняется надежно. Личное общение с командирами частей показало, что пехоты очень мало и та была собрана, главным образом, из тыловиков, резервов никаких не имелось. При малейшем нажиме противника следовал отход. Так была сдана и крепость Керчи: оборонявший ее батальон морской пехоты разбежался под огнем всего полусотни автоматчиков.
На пристанях сбилась малоуправляемая, по выражению Кулика, толпа вооруженных людей. Каждый стремился попасть на Таманский полуостров, бросая технику и личное оружие. Интенсивный артиллерийский обстрел и налеты немецкой авиации усугубляли панику.
Единственной настоящей опорой командования были 106-я стрелковая дивизия, насчитывавшая, правда, лишь 1500 бойцов, и 302-я горно-стрелковая дивизия: благодаря им пока удавалось прикрывать Керчь с запада и юго-запада, т. е. на главном направлении.
Именно пока, поскольку оценка обстановки и соотношения сил привели Кулика к выводу, что больше двух дней армия оборонять город и пристани не сможет. В этих условиях маршалу показалось необходимым не положить здесь остатки войск (в этот момент в его распоряжении насчитывалось около 12 тысяч бойцов и командиров, более 200 орудий, более 200 автомашин), а перебросить их на Таманский полуостров для организации там устойчивой обороны. В противном случае враг, разбив наши части, смог бы на плечах отступающих безнаказанно переправиться через Керченский пролив, и путь на Северный Кавказ ему был открыт.
Отдав командующему вице-адмиралу Г.И. Левченко и начальнику штаба генерал-майору П.И. Батову необходимые приказания, Кулик возвратился на Тамань, поскольку, как позднее докладывал Сталину, «считал главной задачей организацию обороны» именно там. В тот же день, 13 ноября, он донес начальнику Генерально-го штаба Б.М. Шапошникову о принятом решении эвакуировать войска. Ответ же получил только 16-го, при этом ему было предписано во что бы то ни стало удержать плацдарм на восточном берегу Керченского пролива. Но поезд, как говорится, уже ушел: остатки 51-й армии переправились на Таманский полуостров еще минувшей ночью.
Кулик, однако, тоже не стал торопиться с докладом об этом. Лишь через день он донес в Ставку, что эвакуированные войска заняли оборону на Таманском полуострове. А еще через день, 19 ноября, убыл в Ростов, «так как там шли тяжелые бои».
Свою миссию по обороне Керчи маршал, как видим, провалил, хотя справедливости ради надо сказать, что от него в той обстановке зависело не так уж много. Тем не менее пришлось держать ответ без скидок. Его товарищем по несчастью оказался бывший командующий войсками Крыма Г.И. Левченко. Последний еще в конце ноября был арестован и 25 января 1942 г. Военной коллегией Верховного суда СССР осужден на 10 лет лишения свободы «за оставление Керченского полуострова и г. Керчи».
На суде, как 26 января докладывал Сталину нарком внутренних дел СССР Берия, Левченко не только лично себя признал виновным, но и показал, что Кулик, вместо принятия мер к обороне Керчи, «своими пораженческими настроениями и действиями способствовал сдаче врагу этого важного, в стратегическом отношении, города»
[208].
Получив доклад, Сталин потребовал от Григория Ивановича объяснений. Через три дня А.Н. Поскребышев положил перед вождем многословное и сбивчивое покаяние маршала. В деталях описав ситуацию на Керченском и Таманском полуостровах, подробно перечислив все меры, которые он предпринял, чтобы не допустить прорыва немцев через Тамань на Кавказ, уполномоченный Ставки упирал на то, что именно в этом и состояла задача, поставленная Сталиным. «Эту задачу я и выполнил, — подчеркивал он. — Фактически с этого момента руководил остатками армии и организации обороны на Таманском полуострове я, т. к. Левченко настолько раскис, что он не мог провести эту довольно серьезную работу довольно в сложной обстановке. Армия была переброшена, вооружение и артиллерия были спасены и полностью разгромить армию противнику не удалось».
