Вот отец что-то крикнул, а Виэльди рассмеялся, сверкнув зубами, мотнул головой, и тяжелые угольно-черные пряди хлестнули его по лицу. Дальше он поднял коня на дыбы и снова бросился вскачь.
Тьфу! Что она делает? Зачем смотрит?
Данеска хотела развернуться и зайти в дом, но тут отец ее заметил, приостановил коня и крикнул:
– Дочь! Иди к нам! Из луков постреляем!
Тут и Виэльди осадил лошадь, глянул на Данеску – и сразу отвернулся.
– Давай-давай! – снова позвал Андио Каммейра. – Иди сюда!
– Да... – пробормотала она. – Только за луком схожу...
– Что?!
Данеска сложила руки возле рта и прокричала:
– Да! Только за луком схожу!
Надо бы отказаться, но это будет подозрительно, отец не поймет, ведь она всегда любила стрелять и никогда, ни разу от этого не отказывалась.
Ладно, она справится: главное при этом не смотреть на Виэльди. Или смотреть на него, как на брата. Рано или поздно этому придется научиться, так почему бы не начать сегодня?
* * *
Два молодых воина установили скрученные из соломы мишени и присоединились к тренировке. Виэльди не сразу узнал в них друзей детства. Лишь когда поймал на себе заинтересованные и чуть обиженные взгляды, внимательнее присмотрелся к смутно знакомым лицам. Да это же Имидио и Сарэнди! Некогда они день-деньской проводили вместе. Сколько было игр и шалостей, ссор и споров, совместных упражнений и выездов в степь на охоту!
Он заулыбался, поприветствовал друзей, назвав их по имени, и поочередно обнял. Объятия получились неловкими, и это понятно: много лет минуло, знакомиться с товарищами придется заново.
Когда Виэльди с отцом и Сарэнди с Имидио встали напротив мишеней, вернулась Данеска. Она шла неторопливо, будто нехотя. Стройная, гибкая, а взгляд острый и суровый, губы сжаты в полоску. Виэльди думал, что она уже не придет, и втайне радовался этому – а сейчас обрадовался, что все-таки явилась. Понять бы самого себя!
Она встала подальше от него, рядом с Имидио, и тот скользнул по ней таким взглядом, который ни с чем невозможно спутать – в нем горели обожание и похоть. Стереть бы их с лица былого друга, да хоть кулаком стереть! Он не смеет смотреть на Данеску так.
Почему не смеет? Потому, что она – сестра Виэльди, или потому, что его небесная жена?
Тогда, ночью, он видел в ней красивую, ласковую, трогательно испуганную любовницу, это будило в нем нежность и страсть, но не более. Зато сестру он любил, сколько себя помнил, настоящей братской любовью, и готов был схватиться с любым, кто ее обидит. Теперь чувства переплелись так тесно, что не разобрать, где одно, а где другое.
...Данеска-Данеска, что же мы натворили, и как теперь с этим жить?
Она натянула тетиву, тонкая талия изогнулась, под светло-бурой тканью повседневного платья соблазнительно выделилась грудь, Виэльди же поймал себя на том, что уставился на сестру совершенно неприлично. Отвернулся как раз в тот миг, когда она выпустила стрелу – попала прямиком в середину мишени. Молодец! – похвалил он мысленно.
Стреляли они долго: с разных расстояний, то стоя неподвижно, то на бегу, то проносясь мимо на лошадях. Когда в очередной раз подошли вынимать из мишеней застрявшие в них стрелы, то оказалось, что две из них торчат не просто рядом друг с другом, а едва ли не из одной точки.
Виэльди потянулся к своей, а к соседней в этот же миг потянулась Данеска. Почти одновременно они отдернули руки, будто обжегшись о крапиву, обменялись быстрыми взглядами и, помедлив, наконец, вытащили стрелы. Их пальцы при этом все-таки соприкоснулись...
* * *
В подвешенном над очагом котелке бурлила вязкая жидкость, и горький запах трав смешивался с чадом, который не успевал полностью уйти в отверстие крыши и рассеивался по комнате. Данеска помешивала варево узкой длинной ложкой, чтобы стебли смерть-травы и листья черноцвета не пригорели ко дну: воды было мало, но чем крепче и гуще получится отвар, тем лучше.
В дверь постучала и вошла Азари. Расчихалась от испарений и дыма, помахала рукой перед лицом.
– А я уже привыкла, – сказала Данеска. – И почти закончила.
– Ты что это, изгоняющее питье творишь? – нянька подошла к очагу и присела рядом.
– Да.
– Хвала Спящему ворону! Я уж боялась, тебя упрашивать или заставлять придется.
– Что?!
Данеска перестала вращать ложку и в недоумении воззрилась на вторую мать.
– Каудихо велел мне поить тебя этим каждый день по три раза, – пояснила Азари. – Вот я и думала, как тебя заставить, но ты сама...
– Да, я сама!
Данеска сняла котелок с углей и, стараясь не обжечься, перелила содержимое в низкий широкий кувшин.
– Доченька, что случилось, а? Расскажи! Неужели... Неужели тебя кто-то сначильничал?!
– Нет! И это не твое дело, ясно?! Не твое! – вторая мать ни в чем не виновата, но ярость и боль бурлят в душе не хуже горького варева, их не удержать – только выплеснуть. – И отлично, что отец велел тебе поить меня этим! Теперь ты и будешь возиться с отварами!
Данеска вскочила, бросилась к ложу и уселась на него, скрестив ноги.
– Как скажешь, госпожа, – процедила Азари, потом поднесла ей кувшин, предварительно обмотав его тряпкой. – На вот, пей. Чем горячее, тем толку больше. Пей!
Обиделась. А кто бы не обиделся? Данеска просто гадина! Накричала на вторую мать лишь потому, что злилась на себя, на то, что сегодня снова желала... родного брата!
На следующий день Виэльди куда-то уехал. Отец обмолвился, что он вместе с торговцами-скотоводами отправился в приморские земли, но зачем, каудихо не объяснил. Видимо, и сам не знал.
Данеска могла на какое-то время вздохнуть свободно и не бояться, что наткнется на брата и растеряется, не зная, как себя вести. Жизнь потекла почти так, как прежде, и только мысли о грядущей свадьбе омрачали дни.
Виэльди вернулся на шестой вечер. Данеска застала его перед домом, когда он со словами «это мой дар» вручил отцу длинный изогнутый меч в богато разукрашенных ножнах.
Андио Каммейра взял его из рук сына, обнажил и несколько раз со свистом рассек воздух – закатные всполохи сверкнули на блестящем лезвии, и на миг почудилось, будто клинок сделан из огня. Затем отец подбросил вверх тонкий кожаный шнурок и разрубил его налету.
– Знатный меч! – воскликнул каудихо. – Да укроет своим крылом Ворон того мастера, что его сковал, и тебя, сын.
Дальше Данеска не стала слушать и ушла. Пока отец не видит, лучше ускакать в степь и исчезнуть до ночи – избежать семейной трапезы, которая, несомненно, будет.
Смотря себе под ноги, она быстрым шагом двинулась к конюшне, но когда приблизилась ко входу и подняла голову...
