Почему нет? Виэльди тут же отошел от отца и присоединился к боевой пляске мужчин. Они вращали палками, с гиканьем кружились вокруг костра и то высоко подпрыгивали, взмахивая руками, то стучали ногами по утоптанной земле, отбивая замысловатый ритм.
Тело быстро вспомнило нужные и некогда привычные движения, хотя Виэльди давно не танцевал. В горном лагере все воспитанники были из разных мест, танцы и обычаи у всех были разные, как и наречия. В первое время Виэльди вообще никого не понимал. Правда, теперь мог похвастаться, что худо-бедно знает аж три языка – это помимо родного и имперского. Если же вспоминать о редких в ту пору развлечениях, то они сильно отличались от тех, к которым Виэльди привык, и были куда опаснее. Например, на спор уйти ночью в горы, добраться до зеленой пещеры, не переломав при этом ноги и не свернув шею, взять оттуда каменюку как доказательство, и вернуться. Причем проделать все так, чтобы наставники не заметили, иначе потом весь день и ночь придется стоять у столба и изнывать от холода и жажды.
Послышался грохот копыт, и подъехали несколько всадников. Танец прервался, все повернулись к новым гостям, и Андио Каммейра шагнул им навстречу.
– Отец! – он прижал руку к груди. – Я уж думал, ты не приедешь.
– Разве я мог? Хоть и далеко ехать, а как не приветить внука? – высокий поджарый старик спешился, выступил на свет, и Виэльди узнал в нем деда. – Мальчик мой, ты где?
Бывший каудихо, а ныне один из старейшин клана, заозирался: видимо, пытался угадать, кто из окружающих – его внук.
– Я здесь.
Виэльди вышел вперед, но Данеска опередила: подбежала к деду, быстро коснулась лбом его руки, а потом бросилась на шею.
– Малышка моя! – Нердри Каммейра поднял ее на руки и покружил. – Скучала?
– Очень!
Он поставил ее на землю, погладил по щеке и, отодвинув, наконец приблизился к Виэльди. Несколько мгновений рассматривал его с довольным выражением – разве что на шрам глянул слегка нахмурившись, – затем обнял, похлопал по спине и сказал:
– Ну, здравствуй, внук! И как теперь называть тебя «мой мальчик», когда ты выше меня ростом, а?
– Ничего, ты справишься, – улыбнулся Виэльди. – И... здравствуй.
Он коснулся лбом руки деда – так полагается приветствовать всех старейшин, даже если они близкие родичи. Нердри Каммейра встрепал его волосы, еще раз обнял, а потом старейшину окружили, приветствуя, другие воины.
Дед поздоровался, с некоторыми чуть-чуть поговорил, затем воскликнул:
– Ну же, продолжайте наконец веселиться! Не отвлекайтесь на меня!
– Нет, – вклинился Андио Каммейра. – Прервем веселье ненадолго. Иногда нужно и красотой насладиться. Пусть Данеска станцует приветственный танец – для тебя и брата. А, Виэльди? – отец пихнул его локтем под бок. – Ты ведь еще не видел, как сестра танцует? Увидишь – залюбуешься.
– Вот еще! Я не буду! – Данеска аж отпрянула, в ее голосе прозвучало возмущение, но, похоже, она сообразила, что сказала что-то не то и не так. Улыбнулась и добавила: – Темно уже, и всех куда больше интересует пьяный настой и разговоры, чем мои пляски.
– Плевать на всех! – отмахнулся отец. – Ты семь лет не видела брата и почти год – деда. Ну так приветь их!
Виэльди и так не может смотреть на Данеску, как на сестру, а если она еще и танцевать начнет...
– Отец, если она не хочет, не надо, не заставляй. В другой раз станцует.
– Нет уж! Когда плясать, если не на празднике? И не спорьте со мной! – Андио Каммейра подмигнул. – Я тоже во власти пьяного духа, потому меня не переупрямить!
Да, его не переупрямить... Виэльди и Данеска обменялись смущенными взглядами и отошли друг от друга.
Бубны и барабаны звучат глухо, теперь лишь отбивая ритм, зато изысканные переливы зурн сплетаются в томно-витиеватую и будто нездешнюю мелодию, рдяно-золотые всполохи костра освещают гибкий танцующий силуэт.
Данеска выгибает спину, и длинные волосы почти касаются земли, высокая грудь выделяется под платьем. Сестра выпрямляется – и черные пряди хлещут ее по лицу и плечам. Руки извиваются, позвякивают браслеты, она заламывает запястья и складывает пальцы в изящном жесте. Поворот, наклон в сторону – и снова соблазнительный изгиб талии, и снова руки, как змеи, оплетают одна другую...
Она взмахивает ногой, задерживает ее на весу, потом заводит за другую.
Очередной поворот – и развеваются волосы, руки смыкаются над головой...
...Сомкнула бы их на моей шее... обхватила ногами мои бедра и...
Отец был прав: невозможно смотреть и не любоваться ее плавными и четкими движениями. Это не просто танец – это песня. Данеска танцует – ее тело поет.
А еще эти глаза и губы! Она то улыбается, то становится серьезной, играет бровями, жжет взглядом!
Снова замах ноги, и тонко-изогнутая ступня, и обнажаются икры...
Наваждение!
Он отвернулся – лишь бы не видеть ее и не утратить разум! – глотнул из рога пьяной воды. А музыка все лилась и лилась. Виэльди не поднял взгляда, пока она не закончилась.
Танцуя, Данеска забывала обо всем и всех, растворялась в волшебных трелях – и никаких мыслей! Она была воплощенной мелодией – ритм и чарующие звуки вели, а она следовала за ними, покорялась им, теряла себя. Данеска исчезала, оставалась только музыка и – танец.
Так было всегда, но не сейчас. Ныне она не растворилась в пляске: мешало осознание, что на нее смотрит Виэльди – то ли брат, то ли любовник. А он смотрел! Смотрел так, что хотелось сбежать! Пронзающий насквозь, обжигающий и... алчущий взгляд.
...Виэльди! Ну зачем так смотришь? Зачем тревожишь?!
Когда Данеска закончила танец и сложила руки перед грудью, музыка оборвалась. Люди захлопали, выкрикивая слова похвалы, а Виэльди отвернулся, словно ее не замечал. Неужели жаркий взгляд лишь почудился?
Данеска не стала отвечать на крики «еще, еще!», не стала и кланяться в очередной раз – вместо этого сбежала. Обогнула костер и бросилась в степь, подальше от людей, от костра, от праздника. Лишь когда пламя померкло за спиной, превратившись в далекий огонек, она замедлила шаг и остановилась. Опустилась в мокрую траву и уставилась на небо, усеянное насмешливыми звездами.
Минуты не прошло, и позади зашуршала трава: Данеска вскочила и обернулась – сюда шел Имидио. Какое странное чувство! Одновременно облегчение, что это он – и досада, что всего лишь он.
Имидио приблизился и прошептал:
– Ты так красиво танцевала... Сегодня особенно красиво...
– Я старалась, – сказала она, а потом, сама себе удивившись, воскликнула: – Поцелуй меня!
Возможно, хотя бы так она забудет о Виэльди...
Имидио растерялся, но ненадолго: миг – и он впился в ее губы. Поцелуй был и страстным, и нежным, но... все равно это был не тот поцелуй. Не те губы, не те руки, не те объятия... не тот мужчина. Ничего! Пусть он целует дольше и крепче, чтобы мысли о брате выветрились из головы!
