Он выглянул из покоев и велел позвать главного оружейника и казначея: нужно, чтобы подготовили дары для каудихо и его дочери.
Глава 8
– Степь зря называют бескрайней, – хмыкнул Сарэнди и обвел рукой вокруг, показывая на заросли кустарников и темнеющие поодаль рощи, которыми сменились безлесые просторы.
Похоже, приятель снова хотел завязать беседу и неудивительно: Виэльди с войском уже второй день в пути, а без разговоров ехать скучно. И то сказать: чем еще заняться? Дорога, дорога, три деревни, куда заехали взять (ну или отобрать) кое-какую снедь на прокорм всадникам - и снова дорога.
– Хотя даже у моря есть край... – продолжил Сарэнди, – Говорят, там, на другом берегу, живут люди с лошадиными головами, а за спиной у них крылья.
– Нет, – усмехнулся Виэльди, – там обычные люди и обычные царства. Ну типа Империи.
– Откуда ты знаешь? – друг недоверчиво нахмурился.
– Так я ведь жил среди имперцев, вот и наслушался. Они часто отправляют туда корабли.
– Как это? Зачем корабли? Имперцы же сами на том краю.
– Не совсем... Они на полуострове, между нашим берегом и тем. – Сарэнди, похоже, не очень понял, и Виэльди махнул рукой. – Ладно, не думай об этом. А корабли они туда отправляют для разного: то торговать, то воевать. Еще из тех земель привозят женщин с белыми волосами.
– Седых, что ли? Зачем им такие?
– Да не седых, а... знаешь, цвет такой, как... – Виэльди помедлил, пытаясь придумать сравнение, которое товарищу будет понятно. Взгляд упал на светло-соловую лошадь. – Вот! Примерно такой.
– А! Так то не белый – почти желтый. Но все равно чудно. Может, возьмешь меня в Империю, когда вместе с каудихо туда отправишься? Поглядеть бы на диковинки...
– Хорошо, – сказал Виэльди и улыбнулся.
Все-таки многие молодые талмериды ну сущие дети! Удивительно, как сила, воинственность и охотничья смекалка сочетаются в них с доверчивостью, наивным любопытством и полным незнанием того, что творится за пределами равнинных земель.
Виэльди тоже был бы таким, если не горная школа, где познакомился со сверстниками из разных стран, и не последующие два года в Империи. Несомненно, отец потому и отправил его из дома – будущему каудихо нужно знать и понимать куда больше, чем простым талмеридам и даже главам кланов.
Да только станет ли Виэльди каудихо, или старания Андио Каммейры окажутся напрасными? Не хочется подводить отца и не хочется отказываться от Данески, а выбор сделать надо. Самый сложный выбор за всю жизнь... Да что там «сложный»?! Какое бы решение он ни принял – это будет первое настоящее решение, оно повлияет на всех: на него и Данеску, на отца и талмеридов, даже на Империю.
Виэльди потер виски и встряхнул волосами, отгоняя мысли о выборе: не стоит думать о нем сейчас, перед боем. Не время и не место.
– Инмо! – окликнул Виэльди риехото – всадника-знающего-равнины-как-свои-пять-пальцев. – Это, случаем, не Нирские земли впереди?
На горизонте, уже замутненном сумерками, торчали обугленные стволы каких-то деревьев. Может, крестьяне выжигали рощу, чтобы потом использовать землю под посевы, а может, это следы восстания: при хорошем ветре огонь вполне мог перекинуться с горящего селения дальше.
Седовласый Инмо подъехал к Виэльди и, с достоинством кивнув, сказал:
– Так и есть.
– Почему же ты молчал?!
Риехото нахмурился, глянул на него с изумлением, даже возмущением, и пожал плечами.
– Думал, ты и сам знаешь. Вон там, – он вытянул палец, указывая вдаль и вправо от сгоревшей рощи, – холм. Видишь? На нем столица княжества.
– Вижу, понял... – ответил Виэльди, затем улыбнулся и хлопнул Инмо по плечу: – Не обижайся, но откуда мне было знать? Я ж недавно на равнины вернулся! А раньше, когда соплёнком был, разве кто брал меня в дальние походы?
Отец с детства внушал, что ни главе клана, ни каудихо, если он хочет быть любим сородичами, нельзя быть высокомерным: талмериды слишком горды. А еще нет ничего зазорного в том, чтобы спросить, чего не знаешь.
В который раз Андио Каммейра оказался прав. Лицо Инмо разгладилось, и он добродушно хохотнул.
– И правда, что-то я запамятовал. Так вот, – он посерьезнел, – это самое начало Нирских земель. Как понимаешь, здесь уже делать нечего: все или сожжено, или разграблено, крестьяне ушли. Надо двигаться вглубь.
– Но уже завтра. До темноты мы только до этих головешек успеем добраться... Нужно становиться на ночлег. Знаешь, где здесь ближайший ручей или река?
– Конечно, – риехото махнул рукой налево. – Тут неподалеку овраг, а на дне ручей.
– Овраг? – Виэльди с сомнением качнул головой.
– Да он неглубокий! Кони к водопою без труда спустятся, как и люди. А лагерь наверху разобьем.
* * *
Первое поселение, в которое всадники въехали, встретило их пустыми домами, трупами и безмолвием – это если не считать жужжащих над телами мух и карканья ворон, слетевшихся на пиршество. Мертвецы – мужчины, женщины и даже дети, полураздетые, обезображенные, уже начавшие разлагаться, – валялись, раскинувшись в уродливых позах, кто где: на улице и у дверей, внутри домов и сараев. Двое повисли на бортиках колодца, и издалека казалось, будто они что-то там высматривают. Утреннее солнце освещало отвратительное зрелище, делая его еще более мерзким, в воздухе висел сладковатый запах гнили.
Можно было сразу уйти, но талмериды не ушли – пять всадников во главе с Виэльди спешились и двинулись к середине поселения, попутно заглядывая в дома: вряд ли встретится кто живой, но вдруг? Хотя бы перепуганный, забившийся под скамью ребенок – если повезет, от него можно будет узнать, что здесь случилось.
Никого из выживших они, впрочем, не нашли – видимо, те, кто мог сбежать, сбежали. Зато увиденное на другой окраине заставило замереть: там, привязанный к столбу за запястья и щиколотки, висел обнаженный мужчина. На нижней части лица, на груди и ногах – запекшаяся до черноты кровавая корка, уши отрезаны, как и нос: вместо него зияет рана. Но самое ужасное – это пах, на котором не осталось мужских органов. Зато они торчали в раззявленном рту...
Виэльди скривился, а Рульто по прозвищу Дед-говорун сжал его плечо и сказал:
– Отвратительно, да... – и добавил, обращаясь к остальным: – Вот вам и мирные крестьяне...
– Крестьяне? – переспросил Сарэнди.
– Да, крестьяне, – подтвердил риехото Инмо. – Поселение-то имперское... но, правда, не воинское. А это, – он кивнул на оскверненный труп, – наверняка имперский старейшина, предводитель или что-то вроде того.
– Что же нужно сделать, чтобы довести трусливых земледельцев до... такого? – протянул Сарэнди.
Дед-говорун присвистнул и бросил:
