– Эй, что случилось? Кто звал на помощь?
Она быстро прижала ткань к ране и обернулась: позади стояли четыре мужа. Слава Спящему ворону! Данеску услышали!
– Он ранен! Нужно остановить кровь!
Два воина отодвинули ее и, нахмурившись, склонились над Тахейди.
– Быстрее, – сказал один. – Поднимайте его – и к костру. А я буду тряпку прижимать.
Воины осторожно, стараясь не растревожить рану, подняли Тахейди. Четвертый мужчина, тонкогубый и остроносый, до этого стоявший в стороне, приблизился к нему и спросил:
– Кто это тебя? Видел? Помнишь?
Тахейди вытянул дрожащий палец и указал на Данеску.
– Он...а...
Больше не задерживаясь, трое мужчин понесли его к костру, а четвертый подошел к Данеске и схватил за плечо.
– Это правда?
У нее хватило сил только кивнуть.
– Чем?
Данеска молча протянула окровавленный кинжал, и воин тут же вырвал его из ее рук и выбросил за круг.
– Ты знаешь закон.
Она снова лишь кивнула.
– Идем. Твою судьбу решит старейшина.
Мужчина больно схватил ее за предплечье и потянул за собой
Путь казался бесконечным, время тянулось липкой паутиной, в которой испуганными мухами бились мысли.
Что же Данеска натворила? Как она могла, о чем думала? Мало того, что пронесла оружие на праздник, пусть и нечаянно, так еще им воспользовалась. Что теперь будет? С ней, с озверевшим Тахейди? Лишь бы выжил, иначе грозит война кланов.
А люди? Какими глазами посмотрят на Данеску, когда она встанет перед старейшиной в ожидании расплаты? А ночной возлюбленный? Наверное, на его лице она увидит презрение... А отец?! Каково ему будет узнать не только о побеге дочери, но и о ее позоре?!
Будь проклята ее глупость! Если бы Данеска догадалась закричать, позвать на помощь, а не выхватила кинжал, ее бы выручили, и тогда Тахейди тащили бы сейчас на суд вместо нее...
Данеска не опускала голову, не избегала смотреть на людей, но не видела их: лица и силуэты расплывались цветными пятнами. Голоса сливались в глухой и едва уловимый гул, подобный шуму пчелиного роя вдали. Только слова старейшины прозвучали отчетливо:
– Подойди, женщина, и встань у священного огня, и отвечай перед ним и всеми людьми.
Сизобородый старик с заплетенными в четыре косы волосами смотрел на нее колючим и жестким взглядом. Пощады явно не будет.
Мужчина, притащивший ее сюда, теперь подтолкнул вперед. Данеска сделала шаг, остановилась и, зажмурившись на несколько мгновений, глубоко задышала в попытке успокоиться. Взяв себя в руки, подошла к костру и повернулась к людям.
Мир обрел четкость, и теперь она ясно видела лица: на одних читалось любопытство, на других – сочувствие, на третьих – злорадство или презрение. Теперь все молчали, и Данеска слышала, как из ее груди вырывается дыхание, как стучит сердце и гудит пламя за спиной.
– Верно ли, что в священное время и в небесном круге ты нарушила один из главных запретов?
– Да... я нарушила.
Вначале голос дрогнул, но договорить удалось твердо. Пусть она преступница, но лучше вести себя достойно, а не как перепуганное ничтожество.
– Что ты сделала?
– Я пришла с оружием.
– Верно ли, что ты пролила кровь собрата и сделала это внутри круга?
Данеска непроизвольным взглядом окинула толпу и – наткнулась на ночного возлюбленного. Он стоял в первых рядах и смотрел на нее, слегка нахмурившись, поджав губы. Неясно, что выражает его лицо: не презрение, но и не сочувствие. Любопытство? Недоумение? Разочарование? Не угадать...
Лучше бы она его не видела, потому что из-за этого мужчины сердце забилось быстрее, в горле пересохло и как будто стало нечем дышать. Почти-спокойствие, которое Данеска вернула с таким трудом, ее оставило. Вот-вот она не выдержит, опустит голову и заплачет, как маленькая, этим опозорив себя еще сильнее.
– Верно ли? – переспросил старейшина, повысив голос.
Ой, она же так и не ответила на вопрос, да и сейчас язык не слушается, будто онемел.
– Верно?! – он шагнул к ней
– Да, да, верно! – выкрикнула наконец Данеска и не узнала свой голос, таким надтреснутым он показался.
– Есть ли тебе оправдание?
Увы... В другом месте, в другой день она могла бы даже убить Тахейди за то, что пытался взять ее против воли, и никто бы не осудил. Но не здесь, не сейчас.
– Только испуг и глупость... Но они не оправдание... – прошептала Данеска.
– Громче.
– Мне нет оправдания.
– Готова понести наказание?
Можно подумать, у нее есть выбор!
– Да.
– Пусть так и будет. Ты ответишь кровью за кровь. Ты пришла с кинжалом – и кровь твоя прольется от кинжала.
Неожиданности не случилось. Теперь ее правую щеку навсегда обезобразит глубокий неровный шрам, который каждому скажет: некогда она нарушила священный запрет.
Старейшина достал кривой жертвенный нож – единственный, дозволенный на празднике, – воздел его к небу, потом ударил в медную пластину и сказал:
– Назови себя, женщина.
Этого мгновения она боялась едва ли не больше, чем того, когда зазубренное лезвие рассечет кожу. Сейчас даже те, кто не знал ее в лицо, узнают: дочь каудихо талмеридов – преступница.
– Назови. Себя, – повторил старейшина.
– Дан..не... – губы трясутся, голос дрожит – и слова не выговорить. Она сглотнула комок в горле, собралась с духом и на одном дыхании выпалила: – Данеска из клана Каммейра, дочь главы клана и каудихо Андио Каммейры.
Толпа на миг застыла, потом по ней пронесся ропот и стих, а Данеска снова наткнулась взглядом на небесного мужа. Наткнулась – и обмерла, на мгновения даже позабыв о собственной беде.
Что с ним? Лицо и губы побледнели, кулаки сжимались и разжимались, он не сводил с нее глаз, и в них полыхала странная смесь ярости, боли и страха.
Вот он быстро шагнул вперед, отодвинул кого-то и перевел взгляд на старейшину – в это время его лицу уже вернулся нормальный цвет.
– Стойте! – сказал небесный муж. – По закону ее вину может на себя взять кто-то другой. Пусть это буду я. Я пролью свою кровь вместо нее.
– Что?.. – прошептала Данеска.
По толпе прокатился шепот.
– Такое возможно, – протянул старейшина, – но в вас должна течь кровь одного клана.
– Знаю.
– Тогда назови себя.
– Виэльди из клана Каммейра. Сын главы клана и каудихо Андио Каммейры.
