– Я знаю...
– Хорошо. Дитя не должно появиться, иначе...
– Иначе! Да! – она вскочила, сжала кулаки, подалась вперед. – Иначе! Все догадаются, все поймут что я, мы сотворили... или не поймут, не узнают, если я скоро… если уеду. Я уеду в Империю, стану женой наследника, потом императрицей, ты будешь кланяться мне, потом моему и твоему нашему сыну, когда он вырастет и станет императором… – Что с ней такое? В голове неразбериха, с языка вместо связной речи срывается бред, но остановиться не получается. – И только мы будем знать, что он проклят, а ты не сможешь мне приказывать, а я буду несчастной, но зато могущественной, а еще...
Щеку обожгло, будто по ней хлестнули горящей веткой. Данеска заморгала и замолкла. Перед ней стоял Виэльди, опуская одну руку, а другую положив на ее плечо.
– Ты не в себе, – сказал он. – Успокойся. Крики ничего не изменят. Ложись спать.
– Я н-не хочу... Я не засну.
– Заснешь. Ты должна.
Он надавил Данеске на плечи, усаживая обратно, затем отошел и вернулся с покрывалом, в которое тут же ее закутал.
...То самое покрывало, под которым они...
Данеска взвизгнула и отбросила ткань, словно это была ядовитая змея. Виэльди дернул уголком рта и сдвинул брови.
– Довольно дурить.– Он снова набросил на нее покрывало и, опять надавив на плечи, уложил на спину. – Спи. Ну или притворись. Я не собираюсь нянчиться с тобой до рассвета. А ты если не заснешь, то хотя бы отдохнешь..
Как же, отдохнет она! В голове по-прежнему сумбур, ноги ломит, руки ломит, глаза слезятся, а еще холодно, несмотря на одеяло и близость костра. Аж трясет. Ну зачем Виэльди заставил ее остаться здесь до зари?
Домой! Спрятаться в своей комнате, скрыться ото всех: от брата, от второй матери, от отца...
Отец... вот он идет. Его шаги за дверью и голос: «Почему у Данески лицо в шрамах?»
Виэльди отвечает: «Потому что она дурная сестра и дочь».
«Тогда мы ее прогоним», – говорит отец.
Данеска выбегает из комнаты, чтобы объяснить все отцу, оправдаться, но Андио Каммейра уже далеко. Она пытается окликнуть его, догнать, но язык будто прилип к небу, из горла вырываются хрипы, а ноги двигаются медленно-медленно, как если бы она шла по пояс в воде...
* * *
Данеска спала, Виэльди глядел, как она морщит лоб, иногда шевелит губами, стонет: наверное, дурной сон снился – и неудивительно.
Маленькая, шустрая, некогда невзрачная Данеска... Эх, на беду она выросла такой красавицей. Смотреть – не насмотреться! Даже сейчас, когда он знает, что любуется родной сестрой. З-зараза!
Она заметалась во сне, застонала громче, спихнула с себя покрывало и затихла. Странно. Только что дрожала от холода, а теперь из-под одеяла вылезла?
Виэльди приблизился к ней и положил руку на лоб. Так и есть: лихорадка. Похоже, затея переночевать здесь и впрямь была неудачной. У него поразмыслить все равно не получилось и уже не получится, а Данеска, видать, так переволновалась, что это сказалось даже на теле. Неизвестно, что с ней будет к утру: вдруг станет хуже? Нельзя тут оставаться, нужно быстрее отвезти сестру домой, там женщины о ней позаботятся.
Он разбросал костер, затем поднял Данеску на ноги. От нее повеяло потом, жаром и едва уловимым ароматом левкоя.
...А ночью, той ночью, левкоем пахло куда сильнее и слаще... Запах так кружил голову, что... Нет, не вспоминай об этом! Не смей вспоминать!
Обхватив сестру за плечи, Виэльди поднял ее и повел к лошадям, но Данеска сделала лишь несколько шагов, а дальше ее ноги подкосились: она упала бы, если он не придержал.
Тогда Виэльди взял ее на руки и поднес к своему жеребцу: придется вдвоем на нем ехать, а лошадь Данески вести за собой.
...Прости, Беркут, но сегодня тебе нужно потрудиться.
Луна освещала степь неверным светом, совершенно бесполезным: в родных краях Виэльди не был семь лет и ночью запросто мог не найти дорогу. Благо, конь Данески почуял близость жилья, ускорил шаг. Решив довериться лошадиному чутью, Виэльди позволил жеребцу выбирать направление и последовал за ним.
Не ошибся. Скоро впереди замерцали сторожевые костры, потянуло сухим дымом, а дальше, он знал, возвышался большой продолговатый дом с круглой крышей. Его дом.
Со стражниками не пришлось объясняться долго: сына Андио Каммейры они, конечно, не узнали, зато узнали Данеску и пропустили обоих. Хотя один из стражей отправился следом, чтобы проверить, нет ли какого подвоха. Правильно сделал: бдительность никогда не лишняя. Нужно будет похвалить его при случае.
Перед входом в дом Виэльди спешился, помог спуститься почти очнувшейся сестре и, снова подхватив ее на руки, ударил ногой в дверь. На стук, точнее, грохот, выбежала женщина – худая, смуглая, с обильной проседью в черных волосах. Азари, вторая мать Данески. Надо же, как постарела!
Судя по скорости, с которой она распахнула дверь, а также по воспаленным векам и подрагивающим пальцам – лампа в них ходуном ходила, – женщина не ложилась спать. Наверное, волновалась о молочной дочери, теперь же, увидев ее в руках незнакомца, ахнула, прижала руку к груди и затараторила:
– Каудихо дома нет, но когда воротится, он отблагодарит воина, вернувшего дочь! Так и будет. Приходи на второй день к вечеру. Андио Каммейра отблагодарит, уверяю! А сейчас отдай мне мою девоньку, пожалуйста!
– Вторая мама... – пробормотала Данеска. – Все хорошо... Прости. Это... Он Виэльди... Знаешь... Виэльди...
Вряд ли нянька что-то поняла из ее бормотания.
– Здравствуй, Азари, – сказал Виэльди. – Это моя сестра, а я сын и наследник каудихо. Помнишь меня?
Женщина неуверенно кивнула, затем коснулась своей щеки и спросила:
– У тебя тут... Откуда это? Почему?
Все же права была сестра – стоило счистить корку. А может, и не стоило. Пересекающая щеку рана вызвала бы у Азари куда большее недоверие, чем запекшаяся кровь.
– Это не твоя беда. Лучше о Данеске позаботься, у нее жар. Куда ее отнести?
– Сейчас-сейчас, покажу! Ступай за мной, господин.
Уверенный и властный голос действует на слуг, как заклинание. Хоть здесь, хоть в Империи – все одно. А если бы Виэльди оказался вором-притворщиком?
Вслед за женщиной он прошел по знакомому коридору, стены которого по-прежнему были увешаны плетеными из ярких нитей и костяными оберегами. Комната Данески, как и раньше, находилась в середине дома. Ничего не изменилось. Немного непривычно, что не нужно взбираться по лестнице: в Империи во всех домах было самое меньшее два этажа, и местная знать предпочитала жить на верхних.
Он внес Данеску внутрь опочивальни и опустил на укрытое шкурами и сукном низкое ложе.
