Очевидно, Мендельну пришло в голову то же самое.
– Останемся вместе, – почти в тот же миг сказал он. – Прикроем уходящих.
Не обменявшись больше ни словом, оба застыли плечом к плечу и устремили взгляды в джунгли.
Но тут Ульдиссиан почувствовал в злобе чудовища кое-какую перемену. Да, часть ее по-прежнему оставалась нацелена на братьев, но другая потянулась за отступающими. Сосредоточившись на ней, он сразу же понял, отчего.
– Серентия! – ахнул Ульдиссиан. – Эта тварь обращает злобу на нее!
– Но для чего? – удивился Мендельн.
Этого Ульдиссиан не знал и не желал тратить время на обсуждение леденящего кровь открытия. Между тем темная сила из древних развалин все явственнее и явственнее сосредоточивалась на их спутнице.
Способ покончить с этим ему был известен только один. Помрачнев лицом, Ульдиссиан двинулся в заросли, к далеким развалинам. На ходу он устремил вперед волю, требуя, чтобы их обитатель сосредоточился на нем и только на нем.
Чем ближе подходил он к потаенным руинам, тем темней становились джунгли. Перекличка зверей и жужжание насекомых зазвучали глухо, словно из дальней дали. Вскоре Ульдиссиан заметил, что кусты и деревья вокруг приняли новый, необычайно сумрачный вид, точно укрытые не одной только тенью листьев над головой. Ветви их стали похожи на костлявые руки, а листва живо напомнила Диомедову сыну о ядовитом растении, о каком предупреждал Томо.
Вдруг он споткнулся о какую-то кочку, торчавшую над землей. Бросив взгляд вниз, Ульдиссиан обнаружил, что это не кочка, а камень, и форму ему придали вовсе не силы природы. Стоило протянуть вперед руку, камень, послушно взмыв кверху, упал на его ладонь.
То был осколок какого-то изваяния – верхней части лица, женского, неземной красоты…
Удар беспощадной незримой силы отбросил Ульдиссиана к ближайшему дереву. Если б не его силы, пожалуй, хребет переломился бы надвое… Камень отлетел в сторону, однако, в отличие от Диомедова сына, мягко, плавно приземлился в траву.
В тот же миг Ульдиссиан почувствовал, что больше не один. Однако создание, появившееся рядом, не принадлежало ни к смертным, ни – хоть в каком-либо общепринятом смысле – к живым.
Теперь сын Диомеда разглядел его и понял, что создание это принадлежит роду демонов.
Убивать демонов ему уже доводилось, однако прежде он никогда не задумывался, что происходит с ними после смерти. Полагал, будто они просто прекращают существование… но вот теперь столкнулся с тварью, куда больше напоминавшей призрака или гневного духа, чем живого демона.
Как же такое возможно?
А впрочем, это было не так уж важно. Прежде всего следовало защитить от него Серентию.
– Оставь ее! – рыкнул он, поднимаясь с земли. – Оставь их всех!
Ответом ему была волна безмерной обиды и ненависти… только направленной не на самого Ульдиссиана. Сам он попросту раздражал неведомую тварь, мешая ей поступить, как хочется.
Осознав это, Ульдиссиан решил переключить внимание злого духа целиком на себя. Он простер руку к зарослям перед собой.
Незримый удар разметал джунгли. Вырванные с корнем, деревья попадали наземь, сучья и щепки градом осыпали все вокруг, кроме Ульдиссиана. Вместо зеленой преграды перед ним простиралась прогалина безупречно овальной формы.
Ну, а в самом конце прогалины высилось едва различимое здание, наклонившееся, точно вот-вот обрушится. Крыша его – очевидно, когда-то двускатная – провалилась внутрь, точно под ударом исполинского кулака. Окна, общим числом три, имели странную форму – пятиугольную. Казалось, здание вытесано из камня оттенка кости… из того же камня, что и осколок лица.
В подсчете расстояния, отделявшего развалины от Ульдиссиана и воинства эдиремов, Томо ошибся самым грубейшим образом. К развалинам они, сами того не заметив, подошли, можно сказать, вплотную.
Ульдиссиан сощурился. Слева, тогда как постройка кренилась направо, у самой земли зияла небольшая брешь – по-видимому, еще одно окно. Если это действительно так, выходит, там, под землей, погребен еще этаж, а то и не один. Что, в свою очередь, свидетельствует не только о великой древности здания – ведь на то, чтоб остальное ушло в землю, потребовалась не одна сотня лет, – но и о некоем страшном бедствии, вначале постигшем эти места.
Невольно напрягшись всем телом, Ульдиссиан подошел к зданию ближе. Описывая развалины, Томо сказал, что письмена на них почти стерлись под воздействием природных стихий, но обостренные чувства бывшего крестьянина позволили явственно различить на стенах и знаки, и даже рисунки. Что это за язык, он не знал, а вот в рисунках хотя бы какой-то смысл обнаружил. На многих была изображена та же самая неземная красавица, только кое-где ей сопутствовал некто высокий, довольно грозный на вид. Однако меж этими двумя ни о каких угрозах и речи идти не могло… скорее, они любили друг друга.
На каждом новом рельефе они выглядели немного иначе, но сохранявшееся сходство не оставляло сомнений: да, это все та же пара. Наконец, вспомнив, с какой легкостью меняла личины Лилит, Ульдиссиан рассудил, что и у этих, если они хоть в чем-то с ней схожи, вероятно, нашлась бы в запасе хоть тысяча разных обличий, а те, что высечены на стенах, надо думать, просто были особенно ими любимы.
В этот миг в ушах его зазвучал чей-то шепот, да только слов разобрать не удалось. Поколебавшись, Ульдиссиан сделал еще шаг вперед.
И тут в голове вспыхнул образ – образ прекрасной женщины с крыльями из… из языков пламени?
Лицо ее показалось знакомым, однако о том, что видел его все на тех же рельефах да осколке изваяния, Ульдиссиан догадался лишь чуть погодя. Тем не менее, ни одно из изображений не могло сравниться с этим мысленным образом… и Ульдиссиан понял, что даже видение явило ему всего-навсего тень ее истинной красоты. Не без опаски сделал он еще шаг… и перед его мысленным взором возникла другая картина. Рядом с крылатой женщиной появился мужчина – поразительной красоты, но обладавший абсолютно белой кожей и парой небесно-синих глаз без зрачков. Очень и очень разные, оба, однако ж, взирали друг на друга с глубочайшей нежностью.
В ушах снова зашелестел шепот, и снова Ульдиссиан ни слова не разобрал. Что последует дальше, он примерно себе представлял, но все же шагнул вперед еще раз.
И вновь в голове возник образ все той же неземной пары… только теперь крылатая женщина покоилась на земле, разорванная в клочья. Мужчина, лишившийся ног, с зияющей в спине раной такой глубины, что давно должен бы умереть, полз к ней. Из ран его струился зеленый гной, оскаленные зубы были остры, как у тех самых огромных речных ящериц. Охваченный бессильной яростью, мужчина лупил по земле кулаками, по его щекам текли слезы и, падая наземь, шипели.
Позади растерзанной пары высилось белое здание, накренившееся вбок точно так же, как и сейчас… но пока что при всех четырех этажах. Некая сила (как Ульдиссиан и подумал, когда только увидел руины) вмяла внутрь крышу, да еще раскрошила основание правой стены. Окрестным зарослям тоже не поздоровилось, только то были вовсе не джунгли: до катастрофы вокруг преобладал лес сродни тем, привычным лесам, что окружали родной Серам.
