Как и следовало ожидать, высеченные на камне слова древнего языка, накрепко вбитого в его голову Ратмой, оказались едва различимы. Вот только понять Мендельн их не сумел даже после того, как прочел вслух. Да, «буквы»-то он разбирал, только во что-либо осмысленное они никак не складывались.
– И что? Что же все это такое? – выпрямившись, проворчал он.
– Эхо былой войны, развязанной демонессой, – немедля ответил дракон.
Мендельна охватила дрожь, но вовсе не только из-за сказанного драконом. После того, как Ульдиссиан указал на сей факт, он и сам заметил, как его голос схож с голосом исполинского змея… не говоря уж о голосе Ратмы. Сколь же давно, сколь глубоко проникли они в его разум?
Этот вопрос едва не подвиг его к бунту, к отказу идти на поводу у этих двоих, однако угроза со стороны Лилит и тревога об Ульдиссиане пересилили колебания. Правду сказать, ничего дурного от изъявивших желание стать ему наставниками он до сих пор не видал. Мало этого: если он верно помнил себя самого, все, что они делали, целиком совпадало с желаниями, не дававшими ему покоя уже добрых несколько лет.
И если их наука поможет спасти брата и родной мир… Мендельну надлежит сделать все, что от него ни потребуется.
С этими мыслями он подступил к соседним развалинам, причем весь путь продолжался не дольше мгновения ока. Да, Мендельн понимал, что тут что-то нечисто, что на деле-то расстояние куда как больше, но избавлению от необходимости подолгу – возможно, часами – бродить по мертвой земле был только рад.
Второе здание оказалось гораздо целей предыдущего. Стоило наскоро смахнуть со стены пыль, под ней обнаружились новые непонятные письмена. Однако на этот раз Ульдиссианов брат опускать рук не спешил. Поразмыслив, он принялся со всем тщанием повторять каждую руну разным тоном, на разные лады. «Возможно, ошибка в произношении? – думал он. – А может…»
И вдруг слово перед глазами обрело некий смысл. Имя… или, как минимум, имя существительное… «Пирагос».
Весьма обрадованный успехом, Мендельн, не мешкая, произнес слово во весь голос.
– Пирагос!
В тот же миг земля вокруг развалин древнего здания содрогнулась, и Мендельн, тут же пожалев о собственной опрометчивости, отпрянул назад.
Из-под земли поднялось невиданное бесплотное создание с крыльями, лишенными перепонок, некогда сообщавших хозяину способность к полету. Голова его формами напоминала бычью, вплоть до пары устрашающего вида, скрещенных посредине рогов. Вскочив, жуткая тварь отряхнулась от иссохшей земли пополам с клочьями чего-то вроде еще сильнее иссохшей кожи. Все это живо напомнило Мендельну о демоне, напавшем на них с Ульдиссианом в джунглях.
Однако на сей раз ситуация складывалась чуть по-иному. Прежде всего, восставший из могилы костяк оказался куда ниже ростом, чем тот, из джунглей, да и сложением значительно уступал, несмотря на немалую ширину крыльев. Глядя на это создание, Мендельн мог бы поклясться: при жизни то была… женщина.
Утратив изрядную долю уверенности в себе, он все же рискнул повторить высеченное в камне имя.
– Пирагос?
В ответ земля задрожала справа, а после и все вокруг будто забилось в судорогах. Проклиная собственную глупость (ведь повторять оплошность, совершенную по незнанию, дважды – это уж чистой воды сумасбродство), Мендельн вновь поспешил отскочить назад.
Из разоренной земли поднялся легион ужасающих мертвецов, подобных людям разве что отчасти, истлевших почти до голых костей… или же то того, что бы ни заменяло им кости. Правду сказать, на вид многие из них казались не более чем пустыми одеждами, а то и попросту тенями. Самых разных размеров, самых разных обличий, и мужчины, и женщины, и… и вовсе неведомо кто…
И во всех чувствовалось нечто неладное. Сталкиваться с призраками Мендельну доводилось не раз, но эти были вовсе не таковы. Поразмыслив, он протянул руку к первому – крылатому, рогатому существу, судя по тонкокостному сложению и еще кое-каким признакам, некогда принадлежавшему к женскому полу. Рука, что не слишком его удивило, нащупала лишь пустоту, но следов былой жизни Мендельн не чувствовал.
– Все они – память об ангелах и демонах, – зазвучал в голове голос Траг’Ула. – Гибель каждого была столь ужасна, что их тени запечатлены в этом месте навеки…
Так, значит, это не настоящие духи… Уже не раз задававшийся вопросом, есть ли у ангелов с демонами нечто, в его понимании подобное душе, Мендельн подозревал, что ответом должно стать «нет». Возможно, это – еще одно из обстоятельств, внушающих им неодолимую тягу и в то же время недоверие к роду людскому…
Но вот… но вот среди этих появились другие – туманные силуэты, вьющиеся вокруг жутких воспоминаний и даже беспрепятственно пронизывающие их насквозь. Такие тени Мендельну были знакомы. Настоящие духи, настоящие души…
Вот только… чьи же?
– Покажитесь! – велел он. – Покажитесь мне!
И духи повиновались. Образы демонов с ангелами заслонил легион мужчин и женщин, в большинстве своем изумительно, безупречно прекрасных даже после смерти. Уловив в их красоте явное сходство с красотой Ратмы, Мендельн сразу же понял, кто они таковы.
То были дети творцов Санктуария. Первые из нефалемов и нефалемы двух-трех следующих поколений.
Призраки нефалемов замерли не шевелясь, словно бы ожидая его дальнейших действий. Увы, Мендельну ничего нового в голову не приходило, и Траг’Ул просвещать его на сей предмет не спешил. Очевидно, младшему из Диомедовых сыновей надлежало отыскать путь вперед самому.
Но как же искать этот путь, если перед тобой нет ничего, кроме бескрайнего скопища мертвых?
В растерянности Мендельн перевел взгляд на стоявшую ближе прочих, на женщину столь темной, мрачной красы, что сердце затрепетало. Серебристого цвета глаза ее, не мигая, взирали на него.
Надеясь, что не совершает роковой ошибки, Мендельн протянул к ней руку.
Нефалемка немедля склонила голову так, что ее макушка оказалась прямо под его пальцами.
Действуя по наитию, Мендельн провел самыми кончиками пальцев по густым прядям черных волос… и тут же почувствовал хлынувший навстречу ток силы.
– При жизни меня звали Хельгротой, – раздался в голове голос, и голос определенно женский.
Мендельн отвел руку от ее темени. Нефалемка подняла голову, сверкнула серебром глаз, вновь устремила взгляд на него.
Странно, но Мендельн вдруг обнаружил, что, хоть и слышал одно только имя – ее имя, знает о ней гораздо, гораздо больше. Мало этого, теперь он вполне представлял себе, как выглядела она в прошлом, в любую минуту, от рождения и до смерти. Некогда эта женщина могла сравниться в могуществе с Ратмой и покровительствовала живым существам, что бодрствуют по ночам, а засыпают при свете солнца. Сердцем она была мягка, но подопечных своих защищала без колебаний.
