Пройдя по новому коридору всего лишь пару шагов, сын Диомеда вдруг развернулся, взмахнул кулаком и от души ударил по ближайшей стене. Защищенный, и в то же время налитый силой его дара, кулак пробил в камне невероятных размеров дыру. От пролома во все стороны разбежались трещины. Вынув руку из бреши, Ульдиссиан осмотрел учиненные разрушения…
И пролом в стене сам собой затянулся. Камни встали на место, трещины заросли – все следы Ульдиссианова «подвига» исчезли быстрее, чем он был совершен.
Сын Диомеда с досадой выругался. Он-то надеялся, что его внезапный порыв застанет Лилит врасплох, однако ее ловушка оказалась много, много затейливее.
В это место Ульдиссиан перенесся без промедления, но бывшей возлюбленной нигде поблизости не видел и даже не чуял. И до сих пор корил себя за то, что проморгал ее внезапное появление: в конце концов, сам же того захотел, и…
Повторить этого трюка Ульдиссиан, как ни старался, не мог. Отчего? Причины он тоже не понимал. Должно быть, Лилит с ним что-то такое проделала…
Вдруг впереди, совсем неподалеку, что-то негромко стукнуло об пол.
Казалось, кто-то обронил там какую-то мелкую вещицу. Стук раз-другой отразился эхом от стен, и в коридоре вновь воцарилась мертвая тишина. Однако Ульдиссиан перед собой ничего не увидел. Может, это новая хитрость, новая пытка Лилит? Может, демонесса решила отвлекать да пугать его внезапными странными звуками? Что ж, судя по тому, как екнуло сердце в груди, идея, возможно, и неплоха.
Не без опаски пройдя вперед еще пару шагов, Ульдиссиан опустил взгляд под ноги. Вначале он ничего нового не заметил, но, приглядевшись, увидел на полу небольшой, необычайной белизны камешек, лежавший у самой стены. Неизвестно, отчего, Ульдиссиану вспомнился Мендельн. Сам не понимая, что его к этому побуждает, сын Диомеда нагнулся и подобрал камешек.
От камешка повеяло таким холодом, что Ульдиссиан едва не бросил находку, однако снова почувствовал в ней некую связь с братом, выпрямился и пригляделся к камешку повнимательнее.
– Путь, что ты ищешь, у тебя за спиной…
Ульдиссиан едва не ахнул от изумления. Этот голос ему был знаком, настолько знаком, что лучше некуда… вот только когда-либо услышать его еще раз, тем более – исходящим из камня, он вовсе не ожидал.
Да нет же, какой там камень! В следующий миг Ульдиссиан понял, что это, хотя уж ему-то, крестьянину, всю жизнь разводившему скот, следовало узнать эту штуку немедля.
То был обломок кости.
Ну, а раздавшийся из него голос принадлежал жуткому верховному жрецу Церкви Трех, Малику.
– Путь, что ты ищешь, у тебя за спиной, – повторил голос.
Вопрос сорвался с языка сам собой:
– Как ты здесь оказался, жрец?
– Волею твоего брата… и волею жажды сладостной мести…
Первую часть Ульдиссиан понял вполне, но вот вторая ненадолго его озадачила. Зачем бы Мендельну посылать за ним следом дух Малика, если все, чего хочет последний – отомстить ему, Ульдиссиану? Однако тут сыну Диомеда вспомнилось, кто в ответе за гибель жреца.
– Выходит, ты явился по душу Лилит…
– Путь, что ты ищешь, у тебя за спиной…
Туманный ответ Малика заставил Ульдиссиана нахмуриться. Духу его сын Диомеда доверять опасался, пусть даже он вправду послан на помощь Мендельном. Однако, хочешь не хочешь, а иного выбора нет: придется положиться на его указания… до поры.
Вернувшись к последней развилке, Ульдиссиан двинулся в отвергнутом направлении. Призрак жреца голоса больше не подавал, и сын Диомеда решил идти, пока тот не скажет чего-нибудь нового.
В самом деле, у следующей развилки голос из камня зазвучал вновь:
– Здесь тебе нужно налево…
– И долго еще идти?
– Расстояние сокращается, Ульдиссиан уль-Диомед, однако и путь становится все опаснее…
– То есть?
– Все это – игрушка моего повелителя, Люциона… неверный шаг, поворот не туда… глядь, а ты с полной охапкой…
После этого голос умолк, и дальнейшими расспросами Ульдиссиан решил не утруждаться. Во всем, что не касалось указания пути, Малик изъяснялся сплошными загадками. Поразмыслив, сын Диомеда снова поклялся держаться с духом жреца настороже.
Малик молчал, пока оба они не достигли еще одного коридора. Снова воспользовавшись подсказкой жреца, Ульдиссиан через пару минут обнаружил, что путь с каждым шагом становится все темней и темней. Вдобавок, в душе шевельнулся страх: казалось, стены и потолок вот-вот сомкнутся, раздавят…
Вспомнив о шалостях пещеры Камня Мироздания, Ульдиссиан прогнал страхи прочь. Однако факелы отстояли один от другого все дальше и дальше. Пришлось Диомедову сыну сотворить себе свет самому.
Перемены не предвещали ничего хорошего, и это заставило вновь обратиться к обломку кости с вопросом.
– Что здесь творится, жрец?
– Иди прямо, – предельно кратко отвечал дух. – И, что б ни случилось, не касайся стен…
Послушать совета Ульдиссиан был вполне готов, но рассудил, что и причину узнать не помешает.
– Почему? Что произойдет, если я…
Каменный пол накренился, да так, что он заскользил влево.
– Стена! Берегись!
Крепко сжимая в ладони обломок кости, Ульдиссиан нащупал свободной рукой углубление между плитами пола, вцепился в край одной из плит что было сил, и скольжение прекратилось. Как ни странно, позади пол выглядел совершенно обычным. Со всею возможной осторожностью Ульдиссиан подтянулся, пополз туда…
Пол покачнулся, и он кубарем покатился навстречу сгущавшейся впереди темноте. Нет, хитроумными механизмами тут дело обойтись не могло: таким образом наклоняться в разные стороны пол мог только под действием магии.
Ульдиссиан сосредоточился, веля полу выровняться. Наклон в ту сторону, куда он катился, сделался куда менее крут, а затем вовсе сошел на нет.
Сын Диомеда слегка расслабился, перевел дух…
Пол накренился вправо.
– Стена, глупец! Стен берегись…
Но было поздно. И без того пребывавший в опасной близости от края коридора, Ульдиссиан, не успев хоть что-либо предпринять, врезался в стену плечом. Камни стены раздались в стороны, сын Диомеда полетел в пустоту…
И сразу же приземлился на твердый, осклизлый пол.
В голове Ульдиссиана голос Малика сорвался на крик:
– Вставай, олух! Вставай! Они идут! Идут!
Неподалеку раздался хищный утробный рык. Ульдиссиан без раздумий поспешил откатиться прочь.
В пол возле самой его головы с маху вонзилось тяжелое лезвие боевого топора.
