Заклинание сработало. Ульдиссиан исчез…
…а чары магов, нацеленные на него, достались Мендельну.
Больше младший из братьев не помнил ничего, кроме недолгой вспышки невероятной боли. Миг – и он уже здесь… за отсутствием более подходящего к случаю слова, в небытии.
Что ж, если он и погиб, то желаемого, по крайней мере, добился. Ульдиссиан сейчас за городом, где ему наверняка ничто не грозит, а остальное – пустяк…
– ПРОБУДИСЬ, МЕНДЕЛЬН УЛЬ-ДИОМЕД! ПРОБУДИСЬ ЖЕ! ДА, СМЕРТЬ – ВЕСЬМА МЯГКАЯ КАРА ЗА ТВОИ ПРЕГРЕШЕНИЯ, ОДНАКО ТЫ БЫЛ СПАСЕН.
Этот голос звучал из ниоткуда, и в то же время отовсюду вокруг. Сердце Мендельна сжалось от неожиданности. Пустота, в которой он парил, уступила место великолепному залу, сверкающему белым мрамором. Сам брат Ульдиссиана лежал на мягкой, изящной работы кушетке, а над его головой, занимая собою весь потолок, простиралась огромная фреска, изображавшая некое идиллическое царство, населенное крылатыми существами неземной красоты.
Если не голос, то смысл сказанного яснее ясного предостерег Мендельна, в чьи лапы он угодил, ну а чудесное окружение с той же ясностью сообщало, куда его приволокли.
Вскочив на ноги, он потянулся к утраченному кинжалу и обнаружил прямо перед собой огромного роста создание с крыльями из токов энергии за спиной, однако то был вовсе не ангел, с которым он разговаривал в джунглях.
Небесный воитель подернулся рябью, будто заслоненный от Мендельна толщей воды, и превратился в другую, не менее ненавистную младшему из Диомедовых сыновей личность – в Пророка.
– Мендельн уль-Диомед, – певуче заговорил повелитель Собора Света, – не так уж давно я разговаривал с твоим братом, призывая его, столь низко павшего, к раскаянию и искуплению. Увы, возвращению к свету он предпочел путь греха. Молю: ради спасения собственной же души не повтори его ошибки.
Когда состоялся помянутый разговор с Ульдиссианом, Мендельн не знал, но в то, что брат остался непреклонен, поверил охотно. Загадкой оставалось другое: отчего Инарий решил, будто он поступит иначе?
Пророк вскинул руку, и рядом с Мендельном возникло некое создание, словно бы состоявшее из золотистых лучей солнца пополам с вольным ветром. Фигурой оно не напоминало ни мужчину, ни женщину, а ноги ему заменял пучок токов магической силы, таких же, как и за спиною у ангела.
В руках, наделенных всего тремя пальцами, необычайное существо держало блестящий поднос, а на подносе том стоял кубок из алмаза чистейшей воды, наполненный золотистым нектаром.
– Подкрепи силы, дитя мое. После столь бурного столкновения это пойдет на пользу.
Мендельн без колебаний принял поднесенный бесплотным созданием кубок. Едва он взял сосуд в руки, эфемерный слуга рассеялся в воздухе. Сделав глоток, Ульдиссианов брат понял: да, пожалуй, всей прелести столь изумительного напитка не передашь даже словом «нектар».
Обнаружить в напитке какое-либо зелье, способствующее сговорчивости, он не боялся: к чему ангелу столь земные, бренные трюки? Нет, главная хитрость Инария наверняка еще впереди.
– Тебя, знаешь ли, ожидала верная гибель, – без тени улыбки, сложив перед грудью ладони, сказал Пророк. – Они твердо решили прикончить твоего брата, а когда ты, дитя мое, лишил их такой возможности, ударили по тебе. И быть бы тебе сейчас мертвым… если б не я.
Невзирая на ангельскую природу Инария, полностью доверять ему младший из Диомедовых сыновей не торопился. Следовало полагать, обернуть любые факты на пользу собственным целям Инарию труда не составит, однако Мендельн благоразумно склонил голову и ответил:
– Прими же за то мою благодарность.
Пророк кивнул, одобряя этакую учтивость.
– Твоему брату отнюдь не помешало бы поучиться у тебя надлежащим манерам. Греховная гордыня приведет его только к гибели, а ведь тебе, я уверен, этого совсем не хотелось бы.
Вот теперь разговор подошел вплотную к тому, чего хочет Инарий, и Мендельн решил подыграть ангелу, потянуть время – тем более, что иного выхода пока не видел.
– Ты, Мендельн уль-Диомед, постиг суть смерти, как ни один из людей. А встал на сей неповторимый, неподражаемый путь в значительной мере благодаря влиянию моего блудного отпрыска. Тогда как подстрекать тебя к этому ему отнюдь не следовало.
Случалось, Мендельн думал в точности так же, однако назад повернуть не мог. Указанный ему путь сделался столь же неотъемлемой частью его естества, как, например, дыхание.
– Но, думается мне, дело не только в его влиянии, – продолжил ангел, и в эту минуту на его юном лице едва уловимо отразились совершенно неожиданные чувства.
Тревога. Волнение.
– Нет… кладезем знаний вам с сыном послужил некто третий. Третий… и ты знаешь, кто он.
Мендельн с трудом сдержал страх. Выходит, Инарию известно о Траг’Уле?!
Тут он внезапно встревожился, не подтвердил ли догадки Инария, вспомнив о драконе, но, как ни странно, Инарий ничего не почувствовал. Мало этого, беспокойство ангела заметно усилилось.
Вспомнив, с чего Пророк начал беседу, Мендельн сообразил: а ведь его пленитель, словно бы не заметив сомнений смертного, гадавшего, жив он, или же мертв, попросту повел разговор самым логичным в сложившемся положении образом. На месте Мендельна всякий задумался бы, не убит ли, и Инарий воспользовался этим, чтоб подчеркнуть, насколько сын Диомеда теперь перед ним в долгу.
Но выдавать тайну дракона не стоило даже ради собственной жизни: ведь Мендельн вполне понимал, насколько вклад Траг’Ула в защиту Санктуария ценнее всего, достигнутого на сем поприще им самим. Поэтому он и промолчал, хотя не сомневался, что Инарий сурово покарает его за непокорство.
Однако Пророк, невзирая на очевидный гнев, с карой не торопился. Объятый болезненным, мрачным восторгом, Мендельн отметил, что ангел все явственнее проявляет вполне человеческие чувства. Очевидно, долгие годы проживший среди людей, Инарий поневоле, возможно, сам того не сознавая, перенял их манеры.
– Сокрытие истины также есть тяжкий грех, сын мой, – едва ли не с дрожью в голосе объявил ангел. – К чему обрекать себя на погибель, умалчивая о том, что нам обоим известно? Ведь это так неразумно!
Все опасения насчет способности Инария прочесть его мысли рассеялись без следа. Теперь Мендельн не сомневался: Траг’Ул оградил его разум такими защитными чарами, что даже ангелу не по зубам.
Осушая кубок до дна, Мендельн старался не думать, что может предпринять пленитель, дабы преодолеть их. Хотя… Зачем Инарию все это? В конце концов, о драконе Пророк уже знает…
Однако Инарий гневался все сильнее и сильнее. Легким мановением руки отправил он Мендельнов кубок вслед за слугой, злобно оскалился и поднял Мендельна в воздух, так что смертный едва не присоединился к сонму крылатых созданий на огромной фреске.
– Раскайся же в совершенных злодействах, Мендельн уль-Диомед, признай истину, ведомую нам обоим! Он здесь! Он указует тебе путь из мрака! Назови его имя! Имя ему – Тираэль, Тираэль! Признайся же в том немедля!
