Со всех губерний потащились пешком или на долгих оскорбленные и обнищавшие офицеры, с умилением вспоминавшие веселые времена Екатерины, когда они получали верное жалование лишь за то, что получили в день своего рождения звание дворянина. Столица с началом нового года наполнилась полуголодными недовольными военными.
Конечно, манифест принес и много хорошего. Вновь в Сенате появился Державин, вернулся из ссылки Нелединский, офицеры с боевыми шрамами и Георгиевскими крестами вновь понадобились Отечеству. Но… Вернулись Зубовы. Платон и Валерьян, при содействии Палена, были назначены шефами кадетских корпусов, Николай Зубов — обер-шталмейстером. Прибыл из своих литовских поместий расчетливый граф Беннигсен.
Павел радовался всепрощению, хотя предчувствие беды все туже сковывало его разум. Первого февраля 1801 года он внезапно переселился из ненадежного Зимнего дворца в нововыстроенный Михайловский замок.
— В бывшем на этом месте Летнем дворце я родился, здесь хочу и умереть — объяснил император свой поспешный переезд.
«Государь может теперь чувствовать себя в полной безопасности», — рассуждали многие.
И, правда, вокруг Михайловского замка был сооружен бруствер, водяной ров, одетый гранитом. Проникнуть внутрь можно было лишь по четырем мостам, которые с сигналом вечерней зори поднимались, и ночью по неотложным делам придворные ходили по небольшому мостику, бдительно охраняемому. На главной гауптвахте внутри замка всегда дежурила рота со знаменем. В бельэтаже был выставлен внутренний караул. Гарнизонная служба в замке отправлялась как в осажденной крепости.
«Разве стены спасут, если люди начнут?» — туманно выражались наиболее разумные.
И, правда, недовольные Павлом офицеры стали устраивать в домах неподалеку от Михайловского замка маленькие рауты. Слухи, что государь дерется палкой, ссылает целые полки в Сибирь и, больной разумом, задумал превратить Россию в большую прусскую казарму, становились все настойчивее. Ближайшие друзья Павла — графы Ростопчин и Аракчеев — были сосланы государем за небольшие провинности в далекие деревни. Третий, преданнейший друг, граф Кутайсов, сдружился с князем Зубовым после того, как Платон пообещал взять в жены его дочь.
Измена витала по Петербургу. На слуху у всех было зловещее слово: цареубийство.
Пален с легкой улыбочкой сострадания передавал лучшим людям России, начиная с великого князя Александра Павловича и кончая офицерами караула, фразу, которую будто бы теперь постоянно бормочет император: «Скоро меня вынудят приказать отрубить дорогие мне головы».
Граф Пален, любивший римскую историю, назначил переворот в мартовские иды, с четверга на пятницу середины месяца. Пусть мир знает, что возмездие настигло тирана в день убийства Цезаря, и этот день пусть станет символом свободы и гражданского мужества для потомков россиян.
«Многие рассказывают также, что какой-то гадатель предсказал Цезарю, что в тот день месяца марта, который римляне называют идами, ему следует остерегаться большой опасности. Когда наступил этот день, Цезарь, отправляясь в сенат, поздоровался с председателем и, шутя, сказал ему: «А ведь мартовские иды наступили!» На что тот спокойно ответил: «Да, наступили, но не прошли!»
…При входе Цезаря сенат поднялся с мест в знак уважения. Заговорщики же, возглавляемые Брутом, разделились на две части: одни стали позади кресла Цезаря, другие вышли навстречу, чтобы вместе с Туллием Комвром просить за его изгнанного брата; с этими просьбами заговорщики провожали Цезаря до самого кресла. Цезарь, сев в кресло, отклонил их просьбы, а когда заговорщики приступили к нему с просьбами еще более настойчивыми, выразил каждому из них свое неудовольствие. Тут Туллий схватил обеими руками тогу Цезаря и начал стаскивать ее с шеи, что было знаком к нападению. Каска первым нанес удар мечом в затылок; рана эта, однако, была неглубока и не смертельна: Каска, по-видимому, вначале был смущен дерзновенностью своего ужасного поступка Цезарь, повернувшись, схватил и задержал меч. Почти одновременно оба закричали: раненый Цезарь по-латыни: «Негодяй, Каска, что ты делаешь?», а Каска по-гречески, обращаясь к брату: «Брат, помоги!». Непосвященные в заговор сенаторы, пораженные страхом, не смели ни бежать, ни защищать Цезаря, ни даже кричать. Все заговорщики, готовые к убийству, с обнаженными мечами окружили Цезаря: куда бы он ни обращал взор, он, подобно дикому зверю, окруженному ловцами, встречал удары мечей, направленные ему в лицо и в глаза, так как было условлено, что все заговорщики примут участие в убийстве и как бы вкусят жертвенной крови. Поэтому и Брут нанес Цезарю удар в пах. Некоторые писатели рассказывают, что, отбиваясь от заговорщиков, Цезарь метался и кричал, но, увидев Брута с обнаженным мечом, накинул на голову тогу и подставил себя под удары»…
Одиннадцатого марта, за три дня до мартовских ид, Пален явился к императору с обычным утренним рапортом.
— Граф, вы были в Петербурге в 1762 году?
— Да, ваше величество.
— Вы помните заговор, лишивший моего отца жизни?
— Но я был молод, ваше величество, и ничего не подозревал.
— А сейчас?
Павел шагнул к Палену и вскинул голову, чтобы не упустить из виду глаз собеседника.
Пален не отвел спокойного взгляда:
— Что сейчас?
— Сейчас тоже не подозреваете?
— Ваше величество, будьте со мной откровенны: вы что-то знаете? — Пален выказал на лице легкое беспокойство. — Мне тоже есть, что вам сказать.
Павел поверил в искренность Палена, ибо на собственном опыте убеждался не раз, сколь невозможно искусное притворство, когда перед тобой лишь приоткрывают завесу тайны. А собственный опыт император ценил превыше всего. Но, на всякий случай, продолжал сверлить взглядом своего подданного:
— Скоро повторится 1762 год.
— Как скоро, ваше величество?
— Думаю, через три дня.
— Не беспокойтесь, ваше величество, через четыре.
— Откуда такая уверенность?
— Я сам состою в заговоре.
— Вы тоже хотите Александра в цари? — грустно спросил Павел.
— Нет, я состою в заговоре, чтобы ни один преступник не вырвался из западни и не смог избежать возмездия. Чтобы впредь никто в России не помышлял посягать на священную жизнь монарха.
— Кто же они?
— Их немало, ваше величество. Потерпите до завтра, когда мышеловка захлопнется. Я знаю вас, вы не сможете сдержать себя, и как ни в чем не бывало пройти сегодня мимо заговорщиков, если будете знать их имена. А они проникли и во дворец. Если спугнуть их сегодня, все пропадет, они сумеют выкрутиться.
— Что ж, делай, как считаешь нужным. Но скажи одно: неужто и мои дети?.. Нет, не говори ничего! Я дотерплю до завтра… — Павел жалобно улыбнулся. — И все же боюсь, что повторю судьбу отца.
Пален взялся горячо возражать, загибая пальцы:
