– Но ты же сам обещал, что мы продолжим наблюдение, – взмолилась я в ответ. – Послушай, я возьму с собой радиопередатчик и буду постоянно на связи с тобой, если вдруг возникнут какие-то осложнения.
– Неужели ты думаешь, Тиг, что я позволю такой хрупкой девушке, как ты, отправиться куда-то одной, да еще в пургу, да еще зная о том, что потенциальный браконьер с ружьем шляется по территории поместья? – недовольно буркнул в ответ Кэл. – Не говори ерунды! – На его грубоватом лице отразилось явное раздражение. Но все же он уступил. – Хорошо! Будь по-твоему! Но имей в виду, только на пару часов и ни минутой больше. После чего я лично отволоку тебя домой, даже если для этого придется тащить за волосы. И вообще, я не собираюсь нести ответственность за то, что ты опять схлопочешь переохлаждение организма. Ясно?
– Спасибо, Кэл, – выдохнула я с облегчением в голосе. – Но я знаю, Пегасу угрожает опасность. Я просто… нутром чувствую это.
Снег валил густой пеленой, засыпая все вокруг. Мы спрятались в землянке-блиндаже, но брезентовая крыша, натянутая сверху, уже успела просесть под тяжестью снега. Я даже забеспокоилась, что она не выдержит, в любой момент рухнет и погребет нас заживо под толстым слоем снега.
– Все, Тиг. Уходим, – скомандовал Кэл. – Я уже весь заиндевел изнутри. А еще нужно как-то добраться домой. Снегопад немного ослаб, и мы должны воспользоваться этой передышкой и поторопиться в обратный путь. Пока еще есть возможность…
Кэл отхлебнул из фляжки глоток тепловатого кофе и протянул фляжку мне:
– Допивай. А я пока смету снег с ветрового стекла и включу обогрев.
– Хорошо, – согласилась я, понимая, что спорить бесполезно.
Мы просидели в нашей землянке добрых два часа и за все это время ничего не увидели. Только снег, валивший с неба и засыпающий землю вокруг. Кэл вышел наружу и направился к нашему «Лендроверу», который мы припарковали возле каменного разлома в долине, простиравшейся внизу. Я глазела на него сквозь крохотное окошко, потягивая из фляги свой кофе. Потом погасила фонарь-«молнию» и тоже выбралась наружу. Собственно, фонарь уже был не нужен. Небо снова стало чистым и расцветилось мириадами ярких звезд, мерцающих сверху. Особенно отчетливо просматривался Млечный Путь. Луна, все еще прибывающая, наверное, полнолуние наступит через пару дней, тоже освещала своим холодным светом бескрайние белоснежные равнины, растелившиеся вокруг.
Тишина, накрывшая нас, как это часто бывает сразу же после снегопада, была поистине всеобъемлющей. И такой же глубокой, как и сверкающий снег, ступая по которому я проваливалась почти до колен.
«Пегас».
Я окликнула его мысленно, пристально вглядываясь вдаль, скользя взглядом по березняку, которым окружено со всех сторон наше укрытие. Пегас – это великолепный олень-самец, белоснежный, крупный. Я впервые увидела его, когда отправилась вместе с Кэлом пересчитывать оленей, обитающих на территории поместья. Он пасся в стаде среди других оленей, только рыжих, и поначалу я решила, что олень просто еще не успел отряхнуть снег со своего туловища. Я позвала Кэла, чтобы показать ему удивительного оленя, но, пока он отозвался на мой зов, пока прилаживал бинокль и наводил резкость, стадо уже успело умчаться прочь, скрылось среди гор, увлекая за собой и мистического по своей красоте собрата. Белоснежные олени – это ведь такая редкость. Можно сказать, неслыханная редкость.
Естественно, Кэл не поверил мне.
– Тиг, белые олени – это такой же миф, как сказки про золотое руно. Все его ищут, твоего белого оленя, но я прожил в этих местах, можно сказать, всю свою жизнь и ничего подобного ни разу не видел. – Он самодовольно рассмеялся, а потом снова залез в «Лендровер», и мы поехали дальше.
Однако сама я была абсолютно уверена в том, что видела белого оленя. На следующий день я вместе с Кэлом снова вернулась в ту рощицу, где увидела накануне красавца-оленя. А потом стала бывать там постоянно.
Наконец мое терпение было вознаграждено. Помню, я пристроилась за кустом в зарослях утесника и навела резкость своего бинокля, разглядывая березы, теснившиеся впереди. И вдруг я увидела его! Олень вышел из стада и замер слева от меня, пожалуй, в каких-то десяти шагах, не более.
– Пегас! – выдохнула я шепотом, замирая от восторга. Это имя сорвалось с моих уст само собой, словно я всегда знала, как зовут оленя. Кажется, он тоже знал свое имя, потому что вдруг приподнял голову и посмотрел на меня. Так мы и разглядывали друг друга какое-то время, наверное, секунд пять, не более. А потом я услышала за спиной громкий возглас. Это подошедший Кэл не сумел скрыть своего изумления при виде того, что мои «детские фантазии» все же оказались явью.
То было началом моего любовного романа с Пегасом. Нас связала с ним сильная, немного таинственная и неразрывная связь. Я поднималась на рассвете, зная, что в это время олени укрываются в низине, спасаясь там от пронизывающих ветров. Садилась в «Лендровер» и мчалась к рощице, по которой разбредались олени. Деревья хоть как-то защищали их от холода. И в считаные минуты передо мной возникал Пегас. Такое впечатление, будто он уже заранее знал о том, что я приду на встречу с ним. С тех пор при каждой нашей новой встрече он приближался ко мне на один шаг, а я уже в ответ тоже делала шаг в его сторону. Я чувствовала, что олень постепенно начал доверять мне, и по ночам мечтала о том счастливом мгновении, когда он позволит мне прикоснуться к его бархатистой, серебристо-белой шее и погладить ее. Но…
В заповеднике, на моем прежнем месте работы, мои природные навыки и умения ладить с осиротевшим молодняком или израненными оленями, которых надо было выхаживать, чтобы они окрепли и вернулись к своей обычной жизни, считались большим плюсом. Здесь же, в Киннаирде, дикие животные обитали на воле, существовали, так сказать, в своем обычном природном окружении: целых двадцать три тысячи акров невозделанной земли, куда практически не ступает нога человека. Разве те немногие специалисты из службы охраны дикой природы, которые контролируют естественный прирост и убыль в ходе планомерной отбраковки оленей-самцов и самок.
Впрочем, с началом охотничьего сезона сюда всегда подтягиваются всякие богатенькие бизнесмены. Устраивают тут корпоративные увеселительные прогулки, платят сумасшедшие деньги за свою нездоровую агрессию и желание убивать живое. А потом похваляются первым приобретенным опытом, возвращаясь домой с почетным трофеем – головой убитого ими оленя, которая торжественно вывешивается на одной из стен дома.
– Здесь же больше не осталось естественных хищников, Тиг, – заметил как-то в разговоре со мной Кэл, смотритель заповедника, грубоватый малый с ярко выраженным шотландским акцентом, от которого немного режет слух. Но Кэл искренне влюблен в дикую природу и делает все возможное, чтобы защитить ее. Именно он изо всех сил утешал меня и приводил в чувство, когда я в первый раз зашла в кладовку и обнаружила там целых четыре туши только что освежеванных самок оленей, подвешенных за копыта. – Хищники исчезли, а потому нам, людям, приходится брать их обязанности на себя. Ничего не поделаешь. Таков порядок вещей в природе. Ты же понимаешь, мы обязаны держать под контролем общую численность поголовья оленей.
