– Заказал? – Я обозрела его холодным взглядом.
– Да. Я уже даже успел пролистать книгу. Очень интересная. Тебе наверняка понравится. – Он взял книгу и придвинул ее ко мне поближе. Я с трудом удержалась, чтобы не оттолкнуть его от себя вместе с книгой. Потом поставила чашку с кофе на прикроватную тумбочку и поднялась с кровати.
– К чему ты затеял весь этот переполох? – спросила я у Эйса, натягивая на себя майку. – Тебе-то что за дело до всего этого? Если мне понадобится что-то выяснить, я сделаю все самостоятельно, без посторонней помощи.
– Господи боже мой! Да я же хотел как лучше! И чего ты взъелась?
– Ничего я не взъелась! – отрезала я, хотя мы оба прекрасно понимали, что я разозлилась всерьез. – По правде говоря, я еще даже не решила для себя, буду ли я вообще заниматься поисками своей настоящей семьи!
– Так никто же тебя и не заставляет читать эту книгу прямо сейчас. Прочтешь, когда посчитаешь нужным.
Эйс снова попытался сунуть книгу мне в руки, но я лишь оттолкнула ее от себя.
– Для начала мог бы и у меня поинтересоваться, а захочу ли я вообще читать! – воскликнула я, натягивая на себя шорты, но в этот момент потеряла равновесие и чуть не упала. Получилось немного комично, а я ведь изо всех сил пыталась выглядеть достойно.
– Наверное, ты права. Мне следовало спросить тебя.
Я выскочила из комнаты и опрометью помчалась наверх, чтобы посидеть на террасе, обустроенной на крыше дома, чувствуя, что мне нужно немного остыть и прийти в себя.
Минут через десять на террасе возник Эйс и присел рядом со мной на диван, обитый шелком. В одной руке он держал книгу.
– Послушай, Сиси. Что не так? Скажи мне.
Какое-то время я молча кусала губу, слепо глядя на людей, плавающих в океане. Наконец я заговорила:
– Нет, все нормально. Ты действительно молодец. Предпринял столько усилий, чтобы заполучить эту книженцию. И так быстро. Наверное, быстрее и представить себе нельзя. Но все дело в том… Просто у меня с книгами отношения не складываются. И так было всегда. Вот потому-то я и не стала ползать по Интернету в поисках информации о Китти Мерсер. У меня… у меня дислексия. Понимаешь? Причем в очень сильной форме. Мне даже читать трудно.
Эйс обнял меня за плечи.
– Так почему просто не сказать об этом?
– Потому что я стесняюсь… потому что мне стыдно… понятно? – прошептала я, с трудом сдерживая слезы.
– Чего тебе стыдиться, глупенькая? Я знаю многих выдающихся людей, которые тоже страдают дислексией. Знаешь, а я придумал! Я прочитаю тебе эту книжку вслух. – Он притянул меня к себе, и я безвольно опустила голову ему на плечо. – Начнем прямо сейчас. – Он стал перелистывать страницы прежде, чем я успела остановить его.
– Глава первая. Эдинбург, Шотландия, 1906 год…
Китти
Эдинбург, Шотландия
Октябрь 1906 года
6
Китти Макбрайд лежала в своей постели и молча наблюдала за тем, как крохотный паучок проворно плел свою сеть, обматывая ею горемычную муху, застрявшую в самом уголке потолка и уже успевшую попасть в его капкан. Китти видела эту муху еще вчера вечером, слышала, как она неистово жужжала, носясь под самым потолком. А потом Китти выключила газовую лампу, и все успокоилось. И сразу же потянуло холодом. Последние теплые деньки: осень плавно переходит в зиму. Китти подумала, как, должно быть, исправно трудился всю ночь паучок, заматывая серебристыми нитями свою жертву и постепенно превращая ее в мумию.
– Ну, сегодня у тебя и твоих домашних будет просто шикарный ужин. Пожалуй, на целый месяц хватит, – сказала Китти вслух, обращаясь к пауку. После чего сделала решительный вдох и рывком сбросила с себя все одеяла. В комнате стояла зверская холодина. Китти тут же затрясло. Она опрометью перебежала к умывальнику, кое-как ополоснулась на скорую руку – маме наверняка такое омовение категорически не понравилось бы. Глянула в небольшое оконце. В этот ранний утренний час густой туман стелился по земле и по всему вокруг, укутывая толстым слоем ряд одинаковых домиков на противоположной стороне узенькой улицы. Китти быстро натянула на себя шерстяную нижнюю сорочку, а сверху платье, наглухо застегнув на все пуговки высокий ворот вокруг своей длинной белоснежной шеи. Потом собрала копну каштановых кудрей и свернула ее в тугой узел на затылке.
– Ну и видок у меня, – сказала Китти своему отражению в зеркале. – Прямо самое настоящее привидение. – Подошла к комоду и вытащила из самого нижнего ящика румяна. Взяла немножко на палец и стала энергично втирать румяна в щеки, массируя их пальцами. Румяна она купила пару дней тому назад в магазине «Дженнерс» на Принсис-стрит. Истратила на эту покупку все свои сэкономленные шиллинги, которые она заработала, давая дважды в неделю уроки игры на пианино.
Наверняка отец осудил бы ее самым беспощадным образом. Ведь по его словам, тщеславие – это страшный грех. Впрочем, если слушать отца, так у него почти все грех. Целыми днями отец занимается тем, что пишет проповеди, в которых излагает свои взгляды на жизнь, а потом выступает с этими проповедями перед своей паствой. Богохульство, тщеславие, употребление горячительных напитков… И его излюбленный конек – грехи плоти, потакающей своим похотям. Китти часто задавалась резонным вопросом: как она и ее три младших сестры вообще появились на свет при таком отношении отца к собственному телу? Ведь как ни верти, а ему приходилось все же поступаться своими принципами и предаваться, хотя бы время от времени, всем этим запретным удовольствиям, в результате которых и стало возможным их рождение. И вот мама снова в положении. Ждет ребеночка. А это значит, что родители и сейчас продолжают заниматься этим делом…
Китти вдруг представила себе обнаженные тела своих родителей, лежащих в одной постели. Ужас! Сама она точно никогда не снимет сорочку и рейтузы перед кем-то посторонним, тем более перед мужчиной. Трясясь от холода, Китти поспешно затолкала свои драгоценные румяна на самую нижнюю полку комода. Иначе Марта, одна из ее младших сестер, еще, чего доброго, соблазнится и украдет их. После чего Китти открыла дверь спальни и, торопливо миновав три пролета деревянной лестницы, спустилась в столовую к завтраку.
– Доброе утро, Катерина, – приветствовал ее отец, сидя во главе стола. Три его младшие дочери уже чинно восседали по одну сторону стола. Ральф поднял глаза на старшую дочь и тепло улыбнулся ей. Все вокруг не перестают повторять, что Китти – вылитая копия своего отца: те же непокорные каштановые кудри, яркие голубые глаза, высокие скулы. Лицо у отца гладкое: ни одной морщины на бледной коже, а ведь ему уже далеко за сорок. Неудивительно, что все прихожанки без ума от своего пастора, ловят буквально каждое его слово, которое он роняет, обращаясь к ним с кафедры. «А в глубине души в это же самое время все они мечтают предаваться с ним тем греховным соблазнам, которые он им строго-настрого запрещает». Это уж как пить дать, подумала Китти.
