– Деньги я получила в июне прошлого года, вскоре после смерти отца. Но когда именно они поступили в контору его нотариуса, я не могу сказать точно.
– Как зовут вашего нотариуса?
– Нотариальная контора «Гофман и Компаньоны», город Женева.
– Ага… Вот эта контора. – Последовала короткая пауза. – Чем я могу помочь вам?
– Я пытаюсь найти родных здесь, в Австралии, отыскать, так сказать, свои корни. Надеюсь, у вас сохранились какие-то данные, от кого именно я получила это наследство?
– Подождите минуточку. Я сейчас просмотрю соответствующие записи в компьютере. Но, боюсь, их будет немного. Дело в том, что мистер Ангус привык работать по старинке. Все записывал от руки в соответствующие учетные книги. Собственно, как все старые люди… Да, так и есть! В компьютере никакой информации. Подождите, не вешайте трубочку. Я сейчас попытаюсь порыться в наших учетных книгах.
В трубке что-то стукнуло, потом послышался шорох переворачиваемых страниц.
– Ага, вот оно… Насколько я могу судить, соответствующая запись сделана в январе 1964 года. И она гласит следующее: «Имущество, вверенное попечению по распоряжению покойной Катерины Мерсер».
Катерина, Китти… Удивление мое было настолько сильным, что я чуть трубку из рук не выронила.
– Китти Мерсер?
– Вам знакомо это имя?
– Немного, – пробормотала я в ответ. – А вы, случайно, не знаете, для кого конкретно она учредила этот свой попечительский фонд?
– Не могу сказать ничего конкретного на основе текущих записей, которые у нас имеются. Но можно поднять архивы и проследить, как именно развивались события тогда, в 1964 году, когда и был учрежден этот фонд. Хотите, я перезвоню вам, как только выясню что-то конкретное?
– Это было бы замечательно. Благодарю вас. – Я тут же продиктовала ей номер своего мобильника, после чего распрощалась. Эмоции переполняли меня через край. Неужели я действительно связана какими-то родственными узами с Китти Мерсер?
Я вышла из гостиницы и снова направилась в интернет-кафе. Решила поискать там кое-какую информацию о художнике Альберте Наматжире. Но невольно замедлила шаг, увидев знакомое лицо на первой полосе газеты «Австралиец».
«ЧАНГРОК СДАЛСЯ ВЛАСТЯМ
И ДОСТАВЛЕН НА РОДИНУ»
– Черт! – выругалась я про себя и принялась внимательнее разглядывать фотографию. Эйс в наручниках. В сопровождении охраны спускается по трапу самолета. Вокруг него полно людей в форме.
Я тут же купила газету, хотя и понимала, что у меня уйдет уйма времени, чтобы разобрать все то, что написано. А у статьи, как было указано внизу, есть еще и продолжение на странице четыре. Я развернулась и побрела в обратном направлении, снова в гостиницу. Да и какой смысл тащиться в интернет-кафе? Я и в лучшие времена никогда не могла заниматься сразу несколькими делами. Словом, не тот сейчас момент, чтобы погружаться в изучение творчества Альберта Наматжиры.
У себя в комнате я снова подумала, какой неоценимой помощницей была для меня все эти годы Стар. Ведь это же она разбирала для меня всю эту абракадабру из букв и слов, зачитывала статьи из газет, вела мою электронную почту и даже читала вслух книги. Вчера вечером я получила от нее пару эсэмэсок. Она волнуется, все ли со мной в порядке. Наверняка она бы и сейчас с радостью ринулась мне на помощь. Однако я понимала, как важно доказать и себе, и все остальным, что я могу справиться со всеми своими проблемами самостоятельно. Я уселась на кровати, скрестив ноги, и погрузилась в изучение того, что написала газета про моего Эйса.
«Ананд Чангрок, трейдер, занимавшийся мошенническими операциями, разоривший в ноябре прошлого года «Бернерс Инвестмент Бэнк», сегодня доставлен на родину из Таиланда, где он скрывался какое-то время. В аэропорту Хитроу он официально сдался полиции. Когда его сопровождали к машине, он отказался комментировать произошедшее. «Бернер-Бэнкс», один из старейших банков Великобритании, был недавно куплен за один фунт стерлингов китайским инвестиционным банком «Джинкуиан».
После того как появились сообщения об аресте Чангрока, толпы рассерженных вкладчиков собрались у центрального входа в банк на улице Стрэнд в Лондоне, протестуя в связи с потерей своих денег. Многие хранили в банке свои пенсионные сбережения и теперь, в прямом смысле этого слова, лишились средств к существованию. Дэвид Раттер, исполнительный директор банка, отказался отвечать на вопрос, как именно и в каких объемах руководство банка предполагает компенсировать своим вкладчикам понесенные потери. Однако совет директоров, со своей стороны, заявил, что в настоящее время ведется расследование, каким образом удалось незаметно провернуть столь масштабную аферу, повлекшую за собой крушение всего банка.
Сам Чангрок в настоящее время препровожден в тюрьму Уормвуд-Скрабс и в следующий вторник предстанет перед судом по обвинению в мошенничестве и подделке документов. Согласно некоторым источникам, маловероятно, что его отпустят под залог».
Итак, Эйс в настоящее время уже сидит в тюремной камере в Лондоне. Я больно прикусила губу, досадуя на саму себя. Ведь если бы я тогда не обратилась к По, не согласилась, чтобы он помог мне проявить эти злополучные фотографии, вполне возможно, Эйс сумел бы присоединиться ко мне в Австралии и мы с ним тогда на пару превратились бы в изгоев, затерявшихся на необъятных просторах. Наверное, следовало бы навестить его в тюрьме, попытаться объясниться с ним лично… Там, где он сейчас, он бы не сумел уйти от такого разговора. Только вот когда еще я окажусь в Лондоне? Ой, не скоро… Да и потом, где гарантия, что Эйс захотел бы встретиться со мной? Скорее всего, отказался бы наотрез от такого свидания.
Я глянула на часы. Двенадцатый час. Наверняка Исторический музей уже открыт.
Я снова вышла на улицу, прихватив с собой туристическую карту Брума. Держа ее в руках, побрела по широкой улице, заглядывая подряд во все витрины магазинов. Во многих витринах был выставлен жемчуг, но не белый, привычный всем нам, а черный и даже розовый. Жемчужины нанизаны в красивые колье или оформлены в виде изящных сережек.
По левую сторону дороги, прямо за густой полосой из мангровых деревьев, синел океан, сливающийся на самом горизонте с такой же синью неба. Наконец я подошла к Историческому музею. Его здание было похоже на все остальные постройки в Бруме: одноэтажное, с рифленой крышей, с верандой по всей длине фасада.
Я вошла в музей и сразу же поняла, что являюсь пока единственным посетителем. Дежурная на входе оторвала от компьютера свое веснушчатое лицо и улыбнулась слегка натянутой улыбкой.
Я медленно побрела по залу, знакомясь с экспозицией. Львиная ее часть была посвящена истории промысла жемчуга. Модели судов, черно-белые фотографии людей, плававших когда-то на этих судах. Под каждой фотографией висела табличка, на которой крохотными буковками давалось описание того, что изображено на том или ином снимке. В углу зала было выставлено для всеобщего обозрения старое, еще допотопное оборудование. Здесь же демонстрировался костюм, идентичный тому, в котором была отлита бронзовая скульптура, напомнившая мне астронавта. Круглые отверстия в металлическом скафандре таращились на меня, словно пустые глазницы. Я с трудом разобрала текст на табличке. Оказывается, это костюм водолаза. В таком снаряжении водолазы отправлялись на добычу жемчуга. Правда, было это давно, еще до того, как в тридцатые годы прошлого века изобрели нетканый материал из каучука под названием «неопрен».
