Октябрь 1907 года
14
Китти слегка пошевелилась, когда Эндрю поцеловал ее.
– Я пошел на причал, – сказал он. – Где-то через час должен подойти наш люггер. Хочу своими глазами взглянуть на улов и убедиться в том, что никто из этих паршивцев из Каупангера не припрятал часть улова себе. От них можно ожидать любой подлости и низости. Отдыхай, дорогая. Береги себя.
– Хорошо, – пообещала мужу Китти, взглянув на его элегантную униформу белого цвета, как и положено хозяину промысла. Ослепительно-белоснежный костюм с воротником-стойкой, застежка из перламутровых пуговиц, такой же белый тропический шлем. Китти знала, что к обеду муж вернется домой в костюме, сплошь покрытом слоем красной пыли. И ему нужно будет переодеваться, чтобы снова отправиться на работу. Здесь, в Бруме, каждый день превращался в одну нескончаемую стирку. Только теперь ей не приходилось самой пыхтеть над чанами с кипящим бельем. Все грязные костюмы служанка складывала и отправляла в Сингапур. Там их отстирывали добела и отправляли пароходом, который курсировал два раза в неделю, обратно в Брум.
И это была лишь одна из тех, поначалу непривычных и даже в чем-то эксцентричных мелочей, которыми полнилась нынешняя жизнь Китти в Бруме. Правда, довольно скоро она была вынуждена признать свой новый статус: больше не дочь бедного священника, а жена богатого хозяина жемчужного промысла.
Вскоре после свадьбы они вместе с Эндрю сели в порту Фримантл на пароход «Пароо», курсировавший в прибрежных водах Австралии, и после нескольких дней бурной морской качки снова, наконец, увидели вдали береговую линию. Китти разглядела ровную желтую полоску суши и какое-то нагромождение тесно прилепившихся друг к другу домиков под железными крышами. Пароход вошел в гавань и бросил якорь. Сама пристань растянулась вдоль берега на целую милю. Темно-бурая вода шумно ударялась о деревянные сваи опор. Весь берег опоясывал густой лес из мангровых деревьев, за которыми просматривались навесы и эллинги из гофрированного железа. Чуть поодаль стояли на приколе те самые пресловутые люггеры, на которых велась добыча жемчуга в открытом море. Их мачты, сдвинутые вместе, были устремлены ввысь, в огромное ярко-синее небо.
Сойдя на берег, Китти и Эндрю уселись в рессорную двуколку, и пони повез их по узкому пространству городских улиц. Все увиденное мало впечатлило Китти. С прибытием в порт очередного парохода и люггеров, возвращающихся с промысла, в городе начинала бурлить жизнь. Разномастная публика тут же заполняла все бары и отели, расположенные на главной улице города Дампьер-Террас. Из питейных заведений доносились грубые хриплые голоса, громкие звуки пианино, клубами валил табачный дым. Все это напоминало Китти городки Дикого Запада в Америке, про которые она читала когда-то в книгах. Жара стояла невыносимая, неподвижный воздух был влажен, вокруг отчаянно воняло давно немытыми человеческими телами. Бунгало под железной крышей, которое когда-то ее свекор построил исключительно как временное жилье для себя и своей жены Эдит на тот короткий период, пока он наладит и запустит на полную мощь свой бизнес по добыче жемчуга, тоже показалось Китти очень малопривлекательным. Правда, Эндрю клятвенно заверил молодую жену, что скоро они переберутся в более комфортабельный дом, строительство которого завершилось всего лишь пару месяцев тому назад.
Но вот прошло семь месяцев, и постепенно Китти привыкла к этому странному, изолированному от остальной части материка городу, окаймленному с одной стороны бескрайней морской гладью, а с другой – такой же бескрайней пустыней, засыпанной красной землей. Состоятельные белые горожане обитали в нескольких домах, расположенных на Робинзон-стрит, такой же пыльной, как и все остальное в Бруме, к тому же еще и очень часто подтапливаемой. Дома находились всего лишь в нескольких минутах ходьбы от многолюдных кварталов трущоб. В этом городе, напоминавшем плавильный котел, в котором варились люди самых разных национальностей и рас, не было ничего привлекательного, ничего, что радовало бы глаз элегантными и красивыми формами или напоминало об изяществе. Однако в начале ХХ века Брум превратился в центр мировой индустрии по добыче жемчуга. Иногда Китти вывозил в город их кучер Фред, абориген, и тогда она собственными глазами лицезрела смешение народов с самым различным цветом кожи. Вся эта разноликая, бурлящая толпа, получавшая на один день увольнение на берег, тут же устремлялась на поиски развлечений. Деньги текли рекой, а вокруг было полно всякого рода увеселительных заведений, которые с удовольствием загребали эти денежки. Торговая компания «Ямассаки энд Майс» предлагала широкий выбор дорогих японских товаров и всяких разных диковинных вещей. Разумеется, тончайшие шелка, из которых шились красивые бальные наряды. В них с началом бального сезона блистали жены местных воротил, занимавшихся жемчужным промыслом.
Китти слегка потянулась на постели, стараясь выпрямиться. Страшно болела спина, на которую давил живот, увеличивающийся в объеме каждый день. Слава богу, подумала Китти, осталось менее трех месяцев до появления младенца на свет. Доктор Блик, который мог с легкостью осушить до дна бутылку виски, в чем Китти неоднократно убеждалась, встречаясь с ним на всяких светских мероприятиях, заверил ее, что, когда наступит пора рожать, ей будет обеспечен наилучший уход. И неудивительно… В конце концов, Эндрю, ну, если точнее, то его отец, являются владельцами самого крупного в Бруме бизнеса по добыче жемчуга. Их промысловый флот насчитывает аж тридцать шесть люггеров, которые ежегодно доставляют в порт сотни тонн выловленного жемчуга.
В первые месяцы их с Эндрю совместной жизни такие слова и выражения в речи мужа, как «люггеры», «поставить судно на ремонт в док» или «качество раковины», казались Китти чужеродными и непонятными. Но поскольку вечерами за ужином он только и говорил, что о своей работе, то она стала постепенно привыкать к этим выражениям и даже вникать в суть самого производственного процесса.
Начало сезона выдалось для компании «Мерсер Перлинг» особенно тяжелым. Во время одного из сильнейших циклонов, обрушившихся на побережье, затонул один из люггеров вместе со всей командой. Китти быстро осознала, сколь хрупка человеческая жизнь в здешних местах и как быстро находят замену тем, кто ушел навсегда. Осознать осознала, но нужно было еще привыкнуть жить по тем правилам, по которым живут в Бруме все остальные. Китти старалась, но понимала, что никогда не смирится с царящей здесь жестокостью и даже некоторой дикостью нравов, особенно в том, что касается обращения с аборигенами.
Когда Китти впервые увидела туземцев, которые трудились, разбирая завалы дома, рухнувшего во время недавнего циклона, когда она увидела, как эти несчастные, скованные одной цепью, да еще с кандалами на шее, работают под неусыпным оком охранника с ружьем, она пришла в ужас. Эндрю тут же оттащил Китти в сторону, ибо она начала громко рыдать, настолько ее потрясло увиденное.
– Дорогая, ты еще не осознала в полной мере, что это такое – жить в Бруме, – попытался успокоить ее муж. – Все это делается исключительно ради их же блага, поверь мне. Вот в таком виде они могут приносить хоть какую-то пользу обществу.
