– Gracias, Лусия. – Мария взяла дочь за обе руки и благодарно пожала их. – Ты выросла замечательной девушкой.
– Мамочка, надеюсь, мне по наследству от тебя достался здравый смысл, а от отца я унаследовала страстную натуру. Вот такой компот у нас получился. А сейчас… – Она глянула, как солнце постепенно скатывается за башни Альгамбры, озаряя все вокруг последними всполохами уходящего дня. – А сейчас мне пора возвращаться в город. Поздно вечером мы отбываем в Кадис.
– Неужели ты не можешь задержаться и погостить у нас еще хотя бы пару деньков, голубка моя?
– Не могу, мамочка. Но теперь, когда мы снова встретились, обещаю, я буду чаще навещать тебя. Возможно, даже приеду к тебе на весь отпуск.
– Но только, пожалуйста, в следующий раз предупреди меня заранее. Чтобы я могла устроить дома застолье и познакомить тебя со всей нашей семьей. Двери моего дома всегда открыты, и я всегда дома.
– Мамочка, что сказать отцу… о его сыне?
– Если сможешь, постарайся пока ничего ему не говорить, ладно? Надеюсь, что когда-нибудь я смогу сказать ему об этом лично.
– Конечно, мамочка. Ты права. Adios, родная моя. – Лусия порывисто обняла мать, чувствуя подступившие к глазам слезы. Боясь расплакаться, она поспешно вышла из пещеры и, не оглядываясь, зашагала вниз по пыльной тропинке своего детства.
23
– У меня для тебя новость, – объявил Лусии Карселлес, когда они сидели вместе за столиком на улице в одном из его любимых баров на Баррио-Чино. Лусия недоверчиво глянула на импресарио, который недавно организовал для них гастроли по провинции. Лицо его раскраснелось от слишком большого количества выпитого бренди, толстый живот перевесился через туго затянутый ремень брюк.
– И что за новость такая?
Карселлес подлил им в стаканы еще немного бренди.
– Театр Фонтальба в Мадриде организует бенефис актрисы Люизиты Эстезо. Я вставил твой номер между двумя актами. Пришла пора тебе покорять своим талантом столицу.
Лусия, уже давно привыкшая к экстравагантным, но, по большей части, пустым обещаниям Карселлеса, который готов был пообещать горы золотые, лишь бы только подзадорить ее, недоверчиво уставилась на собеседника.
– Вы собираетесь везти меня в Мадрид?
– Si, Лусия. Ты идеально впишешься в программу представления. Сам великий Менике согласился аккомпанировать тебе. Что скажешь?
– Dios mio! – Лусия подскочила со своего стула и порывисто обняла Карселлеса, чуть не опрокинув при этом столик и расплескав спиртное. – Какая замечательная новость!
– Я рад, что она пришлась тебе, Лусия, по душе. Правда, это всего лишь на один вечер, и время твоего выступления ограничено в программе только пятью минутами, но это точно твои пять минут, и ты должна выложиться по полной и показать столичной публике, публике, которая хорошо во всем разбирается, все, на что ты способна.
– И я покажу! Обязательно покажу. Обещаю! Gracias, сеньор.
– Ты слышал, отец? – Лусия ворвалась в спальню отца. Он лежал на кровати, курил.
– Про Мадрид? Да, слышал. Само собой, платить они тебе не собираются. Это ты понимаешь, да?
– А причем здесь деньги? Я получу возможность выступить перед тысячами зрителей. Разве это не прекрасная новость?
– Слышал, что Менике собирается аккомпанировать тебе.
– Да. А потому тебе не нужно будет ехать вместе со мной. В поезде меня будет сопровождать Карселлес, а там обо мне позаботится Менике.
– Вот как раз это меня и беспокоит, – мрачно обронил Хозе, засовывая окурок в пивную бутылку, еще наполовину полную.
– Я уже большая девочка, папа. Не забывай, мне недавно исполнился двадцать один год. Да ты не успеешь и глазом моргнуть, как я вернусь назад.
Лусия пошла в свою комнату, решив не портить себе настроение из-за того, что отец явно не в восторге от предстоящей поездки в Мадрид. Она сбросила с себя платье-фламенко и улеглась на матрас голышом, раскинув руки и ноги в разные стороны. И принялась раздумывать над предложением Карселлеса. Постепенно в ее голове начала выкристаллизовываться сама идея предстоящего выступления.
– Да! – воскликнула она, подхватываясь с постели, и опрометью бросилась в тот угол, где были сложены все ее одежки. Стала перебирать их, уже точно зная, что именно она наденет, когда будет танцевать в Мадриде. Ведь ее танец, как и она сама, должны стать незабываемыми.
– Мадрид… – выдохнула она, найдя наконец ту самую вещь, которую искала. – И Менике!
* * *
– Ну, как ты? В порядке? – прошептал ей на ухо Менике, когда две недели спустя они вместе стояли в кулисах перед огромной сценой, вслушиваясь в громовые аплодисменты, которыми публика встретила выступление Эль Ботато: он исполнил свою знаменитую farruca, сопроводив ее многочисленными акробатическими трюками.
– Si, но я все же нервничаю, Менике. А раньше я никогда не нервничала перед своими выступлениями.
– Все к лучшему. Волнение вызовет прилив адреналина, что сделает твой танец еще более глубоким и ярким.
– Но меня же здесь никто не знает. – Лусия больно прикусила нижнюю губу. – Что, если меня сейчас освищут и с позором прогонят со сцены?
– Не переживай! После сегодняшнего выступления тебя узнают все. Выше голову. – Менике легонько подтолкнул ее к сцене. – Ступай.
Лусия выбежала на сцену под жидкие аплодисменты зрителей. Яркие огни рампы слепили глаза. Лусии вдруг стало жарко, и все тело зачесалось под тяжелой накидкой, которая была на ней. Через пару секунд на сцене появился Менике, которого встретили приветственными возгласами и гораздо более энергичными аплодисментами.
– Мамочка! – прошептала Лусия, став в начальную позу. – Сегодня я танцую для тебя.
Устроившись сбоку, Менике наблюдал за хрупкой фигуркой, приготовившейся к танцу посреди огромной сцены. Вот он тронул струны гитары, прозвучали первые аккорды. Менике увидел, как раздулись ноздри Лусии, как гордо вскинула она подбородок. И как только он начал задавать темп, она плавным движением сбросила с себя накидку и отшвырнула ее в сторону. Раздались удивленные возгласы. Перед публикой предстала маленькая хрупкая девушка, облаченная в черные брюки с завышенной талией и накрахмаленную белоснежную рубашку – типичный костюм для мужчин, танцующих фламенко. Волосы гладко зачесаны назад и собраны на затылке, аккуратный пробор посередине. Выразительные глаза, подведенные углем, смотрели на публику с откровенным вызовом.
Но начался танец. И уже спустя несколько секунд утихли недовольные возгласы в зале, а публика, почти полторы тысячи зрителей, тут же попала под фантастическое обаяние этой женщины-ребенка, волшебные ножки которой творили поистине чудеса, поспевая за бешеным ритмом гитары. Пожалуй, даже самые напрактикованные руки клакеров не сумели бы хлопать в такт стремительной музыке. А когда до зрителей наконец дошло, что Лусия исполняет ту же farruca, которую только что танцевал Эль Ботато, то есть фламенко для мужчин, то они попросту сошли с ума. В зале раздались восхищенные вопли, публика свистела и визжала от восторга при виде столь необычного по своей красоте действа. Менике был сам настолько захвачен происходящим, что, когда Лусия закружилась в очередном головокружительном вращении, наполняя все вокруг какой-то дьявольской энергетикой, он даже забыл пропеть очередной куплет своей песни.
