– Я уже устала наблюдать за тем, как все эти payos воюют друг с другом, – говорила она ему. – Пойдем лучше на корриду, посмотрим, как испанец управляется с быком!
– Да у вас тут самый настоящий свинарник! – объявил ей прямо с порога Менике, когда впервые побывал у них на квартире, в которой разместилась вся труппа. Горы немытой посуды громоздились в раковине, кости от сардин и остатки другой еды были свалены в кучу. Грязная одежда валялась на том же самом месте, где Лусия бросила ее несколько дней тому назад.
– И пусть себе! Это мой свинарник, и мне здесь хорошо, – тут же возразила ему Лусия, пока он целовал ее.
Порой Менике чувствовал себя этаким дрессировщиком, пытающимся обуздать дикого зверя. Зато бывали моменты, когда ему хотелось защитить хрупкую маленькую девочку, в которую легко могла превратиться Лусия. Но в какой ипостаси она бы ни представала перед ним, Менике был очарован и по-настоящему увлечен этой юной женщиной.
Проблема была в том, что ею был очарован не только он один, но и весь Мадрид. Сейчас, когда они появлялись в городе вместе, в центре внимания все чаще оказывался не Менике, прославленный гитарист и певец, а именно Лусия, пообщаться с которой жаждали все, кто ее видел.
– Ну, и каково это – чувствовать себя самой известной танцовщицей-цыганкой во всей Испании? – поинтересовался он как-то раз у своей возлюбленной, когда они лежали в кровати в его спальне.
– Я всегда хотела известности, – ответила она неожиданно безразличным тоном, закуривая очередную сигарету. – И я так долго ждала этого признания.
– Некоторые ждут всю жизнь, Лусия, но признание так и не приходит к ним.
– Я заработала свою славу! – сказала, как отрезала, Лусия. – И сполна отработала каждую ее секунду.
– Значит, сейчас ты счастлива?
– Конечно нет! – Она прижалась головой к его плечу, и он уловил легкий аромат масла, которым она обычно умащает свои волосы. – Аргентинита покорила весь мир! А я пока только одну Испанию. Впереди у меня еще много работы.
– Уверен, ты со всем справишься, дорогая, – вздохнул Менике.
– Я говорила тебе, что меня пригласили сняться в одном фильме? Какой-то испанский кинорежиссер, кажется, его зовут Луис Бунюэль. Говорят, он хороший режиссер. Как думаешь, мне стоит принять его предложение?
– Конечно! Что за вопрос! Ведь тогда твой талант будет запечатлен навсегда! Даже после твоей смерти люди смогут наслаждаться тем, как ты танцуешь.
– Я никогда не умру! – тут же возразила Лусия. – Я буду жить вечно! А сейчас, дорогой, нам пора вставать и одеваться. Нас пригласили на обед новые друзья-испанцы в один из своих дорогих ресторанов. Я у них там почетный гость! Представляешь?
– Я могу представить тебя, Лусия, в любом качестве. Честное слово! – пошутил Менике, когда Лусия принялась стаскивать его с кровати.
Мадрид
Июль 1936 года, два года спустя
24
– Что случилось? – Лусия закурила и откинулась на подушки. Солнечный свет потоками вливался в окно ее спальни.
– В Марокко переворот, – отозвался Менике, не отрываясь от чтения газеты. – Ходят разговоры, что и здесь очень скоро начнутся беспорядки. Может, лучше все же уехать из Испании, пока еще есть такая возможность?
– Какие беспорядки? Против чего бунтуют все эти люди? – нахмурилась Лусия.
Менике подавил тяжелый вздох. Он уже сто раз пытался объяснить Лусии весь драматизм ситуации в нынешней Испании, но ее совершенно не интересовала политика, и она ничего не смыслила в том, что творится в современном мире. Ее дни были заполнены танцами и сигаретами, она с упоением занималась любовью и уплетала свои любимые сардины. Вот именно в таком порядке располагались самые важные приоритеты в ее жизни.
– Франко хочет захватить власть в стране с помощью армии, – в сто первый раз стал он терпеливо объяснять подруге суть происходящего. – Он мечтает построить в Испании государство фашистского толка. Такое, какое создали у себя в Германии нацисты.
– Боже, как же мне надоела вся эта твоя политика, Менике! Нам-то что за дело до их планов? – Она сладко зевнула и потянулась на постели, потом легонько ударила кулачком в лицо возлюбленного.
– Зато мне есть дело, дорогая. Да и тебе тоже стоит озаботиться. Ведь случись переворот, и это сразу же коснется того, чем мы занимаемся. Может, уже прямо сейчас податься в Португалию? Ведь у тебя же там вскоре запланированы гастроли. Боюсь, что основная борьба развернется именно в Мадриде, и столица наверняка превратится в главный центр противостояния. И тогда насилия уже точно не избежать.
– Я не могу ехать в Португалию прямо сейчас. У меня еще выступления в «Колизее». Люди штурмуют кассы в надежде заполучить билеты. Я не могу подводить своих зрителей.
– Хорошо! Согласен! Но мы уедем сразу же по завершении твоих представлений, если, конечно, к тому времени ничего не изменится. Остается лишь надеяться, что мы успеем унести отсюда ноги, пока не будет слишком поздно, – обронил Менике, поднимаясь с кровати.
– Меня никто не посмеет тронуть или тем более причинить мне вред. Меня обожает вся Испания, – крикнула ему вслед Лусия. – Может, они меня даже коронуют. Сделают своей королевой!
Менике только слегка поморщился, обнаружив свои брюки и рубашку в куче хлама, валявшегося посреди комнаты. К сожалению, насчет славы Лусии с ней не поспоришь. Она имела не только оглушительный успех в Мадриде, но после выхода на экраны самого дорогого испанского кинофильма, снятого Бунюэлем, упрочила свой статус уже и в качестве звезды общенационального масштаба. Ее имя было известно в каждом испанском доме.
– Возвращаюсь к себе. Мне нужны покой и тишина, – пошутил он, целуя ее. – Увидимся позже.
Менике вышел из комнаты Лусии в общий коридор и побрел к выходу. По пути зацепился за чашку со вчерашним кофе, которую Лусия оставила прямо на полу посреди коридора.
– Безобразие! – пробормотал он раздраженно, извлекая из кармана чистый носовой платок, чтобы промокнуть разлившуюся по полу жидкость.
Вселенский хаос царил не только в комнате самой Лусии, но и во всей квартире, где постоянно толклись какие-то люди, что ни день новые: друзья, родственники, просто случайные знакомые, которые вечно отирались вокруг нее. Вполне возможно, для Лусии это была привычная среда: она ведь выросла в большей семье в Сакромонте, долгие годы прожила в тесном общежитии с другими обитателями Баррио-Чино в Барселоне. По всей вероятности, ей просто было жизненно необходимо, чтобы вокруг нее вечно толпились люди.
– Боюсь оставаться одна, – как-то раз призналась она ему в порыве откровенности. – Меня пугает тишина.
Зато тишина никак не пугала Менике. Более того, за последние два с половиной года, что длились его отношения с Лусией, он научился буквально наслаждаться этими редкими мгновениями полной тишины и покоя.
