– Ты прав, но…
В этот момент из ванной комнаты показались Лусия и Пепе. Мальчик был одет в чистую рубашку и свежие брюки.
– Мы позаимствовали у тебя кое-что из одежды, Менике. Правда, брюки ему явно коротковаты, – объявила Лусия, глянув на брата с насмешливой улыбкой. – Ну, да ты весь в отца. Такой же высокий! А вот, кстати, и он сам! – Лусия глянула на Хозе. – Папа, ступай сюда. Поздоровайся с сыном, с которым ты всегда мечтал встретиться.
– Я… – Хозе обвел мальчика взглядом с головы до ног и мгновенно понял, что Лусия сказала ему правду. Его глаза тут же наполнились слезами. – Мой сын! Точная копия меня, когда я был в твоем возрасте. Ступай сюда, hijo, дай мне обнять тебя, сынок.
– Папа… – Пепе нерешительно приблизился к отцу, а тот распахнул ему руки навстречу и прижал к себе. И тут же расплакался навзрыд.
– Все эти годы я и мечтать не мог ни о чем подобном! Не мог!
Лусия подошла к Менике. Ей вдруг тоже захотелось, чтобы ее обняли. Судя по всему, Хозе искренне обрадовался появлению в своей жизни младшего сына, и это несколько смягчило гнев Лусии на отца.
Но вот отворилась дверь, ведущая в спальню Лусии, и оттуда появилась Мария. Она молча наблюдала глазами полными слез за тем, как обнимаются ее муж и сын. Лусия перехватила ее взгляд и слегка кивнула.
– Папа, взгляни, кто тут у нас, – обратилась она к Хозе.
Хозе повернулся и увидел жену, в ее огромных глазах, казавшихся особенно большими на исхудалом лице, застыл страх.
– Мария, это ты!
– Да, Хозе, это я. Надеюсь, ты уже знаешь, что наша дочь спасла нам с Пепе жизнь, вызволив из Гранады.
– Знаю. – Оробевший Хозе медленно приблизился к жене, низко опустив голову. Вид у него в этот момент был как у побитой собаки, испуганно поджимающей хвост в ожидании очередной взбучки. Он остановился где-то в полуметре от Марии. Поднял на нее глаза, полные смятения. Явно искал подходящие слова, чтобы начать разговор. Но слова не находились. Затянувшаяся пауза казалась бесконечной. Молчание нарушил Менике.
– Думаю, вам двоим есть о чем поговорить. Оставляем вас наедине друг с другом, а сами пока пойдем знакомить Пепе с другими членами нашей труппы. Как считаешь, Лусия?
– Здорово! – Лусия тут же ухватилась за предложение Менике. – Пошли, Пепе. Первым делом я познакомлю тебя с твоей тетушкой Хуаной. Вот она удивится, когда увидит, какой ты у нас вымахал, под самое небо.
Лусия взяла брата за руку, а тот все не сводил глаз с родителей – ведь он впервые в жизни увидел их вместе. Однако Лусия твердой рукой потащила Пепе к дверям. Менике последовал за ними.
– С вами увидимся позже, – бросила она родителям. – А потом все вместе отпразднуем наше чудесное воссоединение. – Она бросила еще один выразительный взгляд на Хозе и с этими словами вышла из комнаты в сопровождении Менике и Пепе.
* * *
– Ну, и что он тебе тут плел, мама? – шепотом поинтересовалась Лусия у матери, когда они обе, устроившись прямо на полу гостиничного номера, доедали все то, что заказала Лусия.
– Говорил, что сожалеет. – Мария слегка пожала плечами и отломила кусочек хлеба.
– А ты что ему ответила?
– Приняла его извинения. А что мне остается делать? В жизни Пепе и так было много плохого. Многим его мечтам уже никогда не суждено сбыться. Так вот, я не стану своими руками рушить еще одну его мечту. Так я и сказала Хозе. И потом… – Мария еще понизила голос. – Сама знаешь, я тоже не невинная овечка.
– Нет, мама, ты не права. Твой муж бросил тебя и детей и не появлялся дома целых четырнадцать лет! Зато Рамон был рядом с тобой и помогал тебе.
– Все так, Лусия. Но не забывай, я все же замужняя женщина и оставалась ею все эти годы. Наверное, мне нужно было проявить больше стойкости…
– Нет, мама, и еще раз нет! Рамон помог тебе выжить, когда мы с папой уехали. Ты не должна чувствовать себя виноватой.
– Рамон относился к Пепе как к родному сыну. Он очень его любил и воспитывал как свое родное дитя, – вздохнула Мария.
– И ты точно так же воспитывала его дочерей, когда они лишились матери. Помнишь? – Лусия со всего размаха стукнула кулаком по полу. – И почему это плохие люди никогда не считают себя виноватыми? Почему не отвечают за свои поступки, когда тяжко ранят других? Зато хорошие люди вечно мучаются угрызениями совести за то, что они сделали не так и не то, хотя на самом деле они не сделали ничего плохого?
– Лусия, твой отец вовсе не плохой человек. Просто он такой… слабохарактерный.
– Вечно ты ему находишь оправдания!
– Нет. Просто я понимаю его натуру, только и всего. Видно, одной меня ему было мало, вот и все.
Лусия поняла, что продолжать и далее спорить с матерью об отце бессмысленно.
– То есть вы с папой сейчас друзья, да?
– Получается, да, – согласно кивнула Мария. – Твой отец спросил у меня, сможем ли мы забыть прошлое и начать все сначала.
– И что ты ему ответила?
– Я сказала, что прошлое мы можем забыть, но у меня уже больше нет сил «начинать все сначала». Есть такие вещи, которые не забываются. Никогда!
– Что именно?
Мария откусила небольшой кусочек хлеба и стала тщательно пережевывать его.
– Я никогда больше не лягу с ним в одну постель. Для него «супружеское ложе» означает нечто совсем иное, чем для меня. А зная его характер, уверена, его благих намерений не хватит надолго, хотя он и уверен сейчас, что все у нас пойдет иначе. Но я больше не смогу терпеть те унижения и боль, через которые мне пришлось пройти в прошлом. Понимаешь меня?
– Да, мама.
– Ты вот представь себе, как твой Менике твердит тебе, что любит только тебя одну, что ты для него – свет очей, а потом ты узнаешь, что точно такие же слова он повторял и многим другим, всем, кто удовлетворял его похоть. – Мария сделала усилие, чтобы проглотить кусок, но было видно, что это давалось ей с большим усилием.
– Да я бы ему все кишки ночью выпустила, – с вызовом заявила Лусия.
– Наверное, ты бы так и поступила, милая. Но ты другая, не такая, как я. А мне приходилось лишь снова и снова сносить все эти унижения.
– Но может, отец переменился. Мужчины ведь с возрастом утихомириваются. И скажу тебе честно, с тех самых пор как я побывала у вас в Сакромонте, я больше не видела, чтобы вокруг него крутились женщины.
– Что ж. – Мария слегка скривилась и отложила хлеб в сторону. – Это уже кое-что. Особенно для него. Но ты не переживай, Лусия. Мы с твоим отцом договорились, что снова соединимся, хотя бы ради Пепе. Он, как никто, должен верить в то, что мы с Хозе по-прежнему любим друг друга.
– А ты все еще любишь его, мама?
– Хозе – это любовь всей моей жизни, и так будет всегда, до самого смертного часа, но это вовсе не значит, что я снова позволю ему делать из себя дурочку. Я уже достаточно долго прожила на этом свете и хорошо знаю, что может вынести человеческое сердце. И чего оно вынести не может. А потому спать я буду с Хуаной.
