Наступил черед Марии бороться со слезами.
– Ты… ты уже наводила какие-нибудь справки о судьбе Карлоса и Эдуардо? – осторожно поинтересовалась у матери Лусия.
– Я спросила у Алехандро, с чего мне начинать свои поиски. Он сказал, что… – Мария замолчала, оборвав себя на полуслове. Ей только что удалось ценой невероятных усилий вывести дочь из состояния затяжной депрессии. Не хотелось, чтобы невеселые новости снова погрузили ее в прежнее состояние.
– Говори, мама, не бойся. Я в порядке.
– По словам Алехандро, очень трудно… узнать о судьбе тех, кто пропал без вести. Вокруг города… – Мария нервно сглотнула комок, подступивший к горлу, – полно могил с массовыми захоронениями. В разгар гражданской войны гвардейцы хоронили в них без разбора всех подряд – и мужчин, и женщин, и детей. Алехандро говорит, что официальных сведений очень мало. Я тут подумала…
– Что?
– Я тут подумала, а не сходить ли мне самой в Сакромонте, поспрашивать тех, кто там остался в живых. Вдруг кто-то что-то знает. Собственно, я думаю об этом каждый день… С тех самых пор, как мы приехали в Гранаду, но в глубине души я откровенно боюсь всего того, что могу там узнать. Или, напротив, боюсь ничего не узнать. – Мария приложила руку ко лбу. – Ведь все минувшие годы во мне продолжала теплиться надежда, что когда-нибудь я найду и своих дорогих сыновей, и своих внуков живыми и здоровыми. И вот мы уже находимся в Гранаде больше двух недель, а я все никак не решаюсь отправиться в Сакромонте.
– Я тоже поеду с тобой, мамочка. – Лусия положила свою руку на руку матери. – Мы ведь обещали друг другу, что вместе встретим все, что нас ждет впереди. Si?
– Gracias, доченька.
Лусия подумала, что это спокойное, красивое место, этот очаровательный дом, в обустройство которого мать вложила столько сил, чтобы превратить его в их новый дом, – наверное, все это и держало ее в тонусе, поднимая настроение и придавая бодрость духа. А если хорошенько подумать уже про саму себя? Ведь, несмотря на все ужасы и невзгоды, которые принесла война здесь, в Испании, Лусия тем не менее еще жива. И даже более того, в ней самой зреет новая жизнь. В то время как ее братья и их семьи…
– Мама!
– Si, Лусия.
– Прости меня за то, что я была… такой трудной с тех пор, как мы сюда приехали.
– Ты всегда была трудным ребенком, querida, но я все понимаю, доченька. Ты просто горюешь о том, что было.
– Ты права, мама. Я горевала. Тосковала о том, кем я была, обо всем, что было в моей жизни. Но, как мы с тобой и говорили раньше, всегда можно начать новую жизнь. Я должна постараться и справиться со своим настроением. Ведь у стольких людей такой возможности больше нет.
* * *
Спустя несколько дней Мария с дочерью переехали на виллу «Эльза». Мария извлекла из чемодана швейную машинку «Зингер», которую она привезла с собой из Америки, и, устроившись на террасе за грубым деревянным столом, целыми днями шила занавески, скатерти, салфетки из красивой хлопчатобумажной ткани с цветочным узором, которую она тоже купила в Нью-Йорке. Лусия же развлекала себя тем, что носилась на их стареньком автомобиле по пыльной дорожке, ведущей к шоссе, туда и обратно, и очень скоро она научилась управлять машиной гораздо лучше матери. Мария смастерила ей несколько простеньких, но просторных нарядов для беременных, и Лусия, нацепив на голову огромную шляпу и гордо неся перед собой свой объемный живот, обтянутый пестрым ситцевым платьем, осмелела настолько, что даже самостоятельно отправлялась в город за продуктами. Тем более что в городе вокруг нее толклись люди, ничем не отличающиеся от нее самой. А уж вкусная еда, приготовленная мамой, и вовсе пробудила в Лусии зверский аппетит. Она стала есть и, самое главное, постепенно научилась засыпать без помощи таблеток.
– Мама.
– Что, доченька? – откликнулась Мария. Они с Лусией как раз завтракали, лакомились свежим хлебом и пробовали на вкус апельсиновый мармелад, над которым Мария колдовала накануне.
– Я думаю, нам все же надо будет съездить в Сакромонте еще до того, как я растолстею настолько, что с трудом смогу передвигаться по террасе. Ты готова?
– Вряд ли я когда-нибудь буду готова к такой поездке, но ты права, – кивнула Мария. – Мы должны съездить туда.
– Тогда зачем откладывать? Поехали прямо сейчас. – Лусия положила свою руку на руку матери. – Пойду, проверю, сколько у нас бензина.
Спустя полчаса Лусия, прижав свой живот к рулю, лихо домчала их до Гранады, а там, петляя по узеньким городским улочкам, выехала наконец на дорогу, ведущую в Сакромонте. Они оставили машину возле городских ворот, а сами, взявшись за руки, отправились в тот мир, который когда-то был средоточием всей их жизни.
– По-моему, чисто внешне все так же, как и было, – промолвила Лусия с явным облегчением в голосе, пока они медленно брели по главной дороге. – Разве что старая пещера, принадлежавшая Хорроджумо, заколочена досками. Должно быть, его семья съехала отсюда.
– Или была убита, – мрачно заметила Мария, ласково сжав руку дочери, словно успокаивая ее. – Ты только оглянись вокруг, Лусия. Нигде не видно и струйки дыма из трубы. Место кажется совершенно пустынным.
– Мамочка, ты взгляни, солнце высоко в небе. Кто в такую пору станет топить печь? Отсутствие дыма еще ни о чем не говорит.
– Говорит, и о многом, Лусия. Помнится, даже в самые жаркие летние дни, когда от духоты было не продохнуть, я всегда поддерживала огонь в камине, чтобы быстро приготовить что-то горячее для своей семьи. Ты хоть слышишь? – прошептала Мария, резко остановившись.
– Что?
– Тишину, Лусия. А ведь в Сакромонте никогда не было тихо. И днем, и ночью отовсюду слышались смех, крики… Кто-то ругался, кто-то спорил… – Мария грустно улыбнулась. – Неудивительно, что здесь все про всех знали. Пещерное эхо тут же выдавало все наши семейные тайны. Ни о каких секретах в Сакромонте и мечтать не приходилось. – Мария сделала глубокий вдох. – Думаю, первым делом нам надо пойти в пещеру твоих деда и бабушки.
Они стали медленно подниматься по извилистой горной дорожке, пока не подошли к пещерам, расположенным рядом с рекой Дарро. Когда-то именно здесь отец Марии наладил свой успешный кузнечный бизнес. Мария боязливо заглянула в пещеру. Красивый дом, который когда-то обустроила ее мать, упокой Господь ее душу, исчез. На его месте ничего не было. Остались только голые стены. Застекленные оконные рамы, разноцветные шторы и гардины, мебель – все куда-то подевалось и пропало бесследно.
– Радует лишь то, что родители не дожили до этих лихих времен и не увидели, что сделали с их любимой Испанией, – вполголоса пробормотала Мария, стоя посреди пещеры, которая когда-то была в их доме гостиной. А сейчас пустое грязное помещение превратилось почти что в отхожее место: пахло гнилью, весь пол был усыпан каким-то рваньем и мусором, пачками от сигарет и пустыми пивными бутылками.
