– Муж перекати-поле, да? Мне это хорошо известно. Меня зовут Тереза. А тебя как?
– Мария Амайя Альбейсин.
– Ты говоришь, Амайя? Так у меня же есть кузины, которых тоже зовут Амайя. – Тереза звонко хлопнула себя по массивному бедру. – Ты знаешь Леонор и Панчо?
– Знаю. Они живут через две улицы от нас. Леонор недавно родила мальчика. Теперь у них семеро детей. – Мария стала торопливо пересказывать последние новости.
– Тогда мы с тобой, скорее всего, родня. – Тереза широко улыбнулась. – Добро пожаловать в дом! Наверняка ведь проголодалась после такой долгой дороги. Сейчас налью тебе миску супа.
Мысленно вознеся благодарственную молитву Деве Марии за то, как ей повезло найти родных в таком огромном городе, Мария подумала: пожалуй, это счастье, что запутанные и порой очень сложные сети родственных отношений в цыганских общинах раскинулись по всей Испании. Она быстро выхлебала жиденький супчик, с довольно странным вкусом и немного солоноватый.
– А где твой муж работает?
– В Чайнатауне в баре «Манкуэт».
– И что он там делает?
– Он гитарист, а дочь моя там танцует. Ты знаешь, где именно находится этот бар?
– Si, – кивнула в ответ Тереза и махнула рукой куда-то назад. – Чайнатаун начинается недалеко отсюда, но, имей в виду, в ночное время туда лучше не совать свой нос. В барах толчется всякая пьяная братия: докеры, матросня. Женщине появляться там одной не пристало.
– Но муж рассказывал мне, что это центр фламенко и очень уважаемое заведение.
– Quadros, которые выступают в тамошних барах, действительно из лучших в Испании. Сыновья мои часто бывают на их выступлениях, но тем не менее сам район не считается благопристойным. – Тереза выразительно вскинула брови. – Сыновья посещают тамошние злачные заведения только тогда, когда у них заводится лишняя денежка. Сын как-то рассказывал мне, что однажды видел там женщину, которая танцевала и одновременно срывала с себя всю одежду. Дескать, искала на теле блоху!
– Не может быть! – воскликнула шокированная Мария.
– Это тебе не Сакромонте, моя дорогая. Это Барселона. Здесь все может быть, особенно если речь идет о том, чтобы заработать какие-то деньги.
Мария в ужасе представила себе Лусию. Неужели и ее дочь заставляют срывать с себя платье в поисках воображаемой блохи? Кошмар!
– Я должна немедленно отыскать мужа и дочь. У меня плохие новости для них.
– Что случилось?
– Наш сын недавно скончался. Я пыталась передать мужу весточку через тех, кто бывает в Барселоне, но ответа от него так и не дождалась.
Тереза перекрестилась, а потом положила свою полную смуглую руку на худенькое плечо Марии.
– Сочувствую твоему горю. Знаешь, что? Побудь пока со Стефано, а я пойду поищу своих сыновей. Пусть проводят тебя в Чайнатаун.
Тереза поспешно удалилась, оставив Марию торчать на душной, засыпанной песком улочке. Вся душа ее, каждая косточка ее тела изнывали по родному дому в Сакромонте. Скорей бы снова домой!
От всех ее былых фантазий, которые она сама себе понапридумала о том, как шикарно живет их родня в Барселоне, не осталось и следа: все на глазах превратилось в убогий и нищенский быт. Она-то воображала себе, что родственники живут в больших красивых домах с водопроводом, с огромными кухнями, на манер того, как живут богатые испанцы в Гранаде. Ну, и где все это? Ютятся в каких-то жалких лачугах, словно крысы. Никакой определенности ни в чем, все так же зыбко, как тот песок, что они топчут ногами, и так с самого рождения и до смерти. И вот где-то в одной из таких лачуг ютятся и ее муж с дочерью…
Через какое-то время Тереза вернулась в сопровождении костлявого молодого человека, на лице которого выделялись аккуратные, напомаженные усы.
– Это мой младший, – пояснила она Марии. – Жоакин. Он согласен сопровождать тебя сегодня вечером в бар «Манкуэт». Ты же знаешь, где это место, si?
– Да, мама, знаю. Hola, сеньора. – Жоакин отвесил легкий поклон Марии, от его взгляда не ускользнул ее вдовий наряд.
– А переночевать сегодня можешь у меня, – сказала ей Тереза. – Правда, я могу предложить тебе только тюфяк на полу.
– Gracias, – поблагодарила ее Мария. – А не подскажете, где здесь у вас можно помыться?
– В самом конце улицы, – пальцем показала ей Тереза.
Мария миновала ряд убогих хижин и очутилась среди женщин, ждущих своей очереди, чтобы попасть в общую уборную. Запах внутри был просто омерзительный. Нельзя сравнить даже с тем, как смердело тело Филипе на третий день после кончины. Но на стене в предбаннике висело какое-то потемневшее от времени, треснутое зеркало, и стояло ведро с водой, чтобы можно было ополоснуть руки и лицо. Мария осторожно смыла грязь с лица, стараясь не касаться губ, чтобы не занести ненароком заразы. Сбросив с головы траурную косынку, она распустила волосы, наспех прошлась по ним расческой, и вдруг уставилась на собственное отражение в зеркале.
– А ты ведь это сделала, Мария, – сказала она себе. – Одна добралась до Барселоны. Самостоятельно. А теперь ты должна найти свою семью.
* * *
Возвратившись в домик Терезы, Мария обнаружила там кучу народа какие-то незнакомые мужчины, женщины, наверняка приходящиеся ей родней. Все толпились на улице, желая поприветствовать ее. Кто-то принес с собой анисовой водки, кто-то прихватил бутылку портвейна, чтобы помянуть ее усопшего сына. Между тем уже опустился вечер, откуда-то вдруг возник гитарист. И тут до Марии дошло, что она невольно принимает участие в импровизированном поминальном обеде по ее сыну, который устроили люди, доселе ей совершенно не знакомые. Но так уж заведено у цыган, и сегодня она была несказанно рада тому, что тоже принадлежит к этому племени.
– А нам еще не пора? – шепотом спросила она у Жоакина.
– О, в Чайнатауне жизнь начинается только за полночь. Так что мы еще успеем.
Но вот он подал ей условный знак, а собравшихся гостей, число которых неуклонно возрастало по мере того, как длилось застолье, уведомил, что забирает с собой Марию и они отправляются на поиски ее мужа. И лишь когда они вышли из дома и двинулись в путь, Марию внезапно осенило: как ни странно, но никто из собравшихся не сказал ей за весь вечер, что видел или слышал хоть что-то о Хозе и Лусии.
Не привыкшая к спиртному, Мария уже сто раз пожалела о том, что позволила себе стакан вина, так сказать, за компанию. Сейчас она с трудом волочилась за Жоакином, едва успевая переставлять ноги по песку. Откуда-то с противоположной стороны улицы раздались гитарные переборы: кто-то наигрывал знакомую мелодию фламенко. А у Марии вдруг все в животе перевернулось от одной только мысли, что совсем скоро она увидит своего Хозе.
Но вот вдали показались призывные огни витрин, а вереница людей, спешащих в том же направлении, безошибочно подсказывала, что они на правильном пути. Жоакин почти всю дорогу молчал, да и его каталанский акцент был намного сильнее, чем у матери. Они пересекли дорогу, и Жоакин повел Марию по узеньким улочкам, мощенным булыжником. По обе стороны всех улиц расположились многочисленные бары и кафе. Стулья в большинстве из них были вынесены на тротуары, а женщины в тесно облегающих платьях с жаром рекламировали меню и ту музыку, которую предлагает сегодня посетителям их заведение. Звуки гитар становились все сильнее, все призывнее. Наконец они вышли на небольшую площадь, на которой тоже было полно баров.
