Как ты познакомился с Джимми?
Мы встретились в офисе Swan Song. Я немного робел, потому что он был таким грандиозным монстром. Что впечатляло в Цеппелинах — это то, что они имели оглушительный коммерческий успех, и при этом в них была артистическая глубина. Несмотря на репутацию замкнутого человека, я обнаружил Джимми весьма добродушным.
И он все еще прекрасный друг. Он появляется на моих концертах в Великобритании, а когда мне недавно давали награду Ivor Novello Award как композитору песен, то он подошел и посидел за моим столом.
Расскажи, как образовались Firm.
После нескольких альбомов и множества туров, я покинул Bad Company. Я был так истощен, что не был уверен относительно желания когда-либо вообще ездить в туры. Я решил оборудовать дома студию, и заниматься там музыкой. В это время Цеппелины потеряли дорогого друга Джон Бонэма, который был сердцем группы. Я думаю, Джимми был потерянным, и он таскался ко мне просто посмотреть, что я делаю. Когда он первый раз пришел, то прошло какое-то время, прежде чем он поиграл на гитаре. Народ вокруг него говорил мне: “Чего бы ты там ни делал, не проси его играть на гитаре, когда он заглянет”.
Я думал об этом, и как только он вошел в студию, сказал: “Эй Джимми, может поджемуем”… Это было как шок… ужас! Но к концу вечера он уже играл, и мы джемовали. Думаю, это было важно. Если ты в горе, то нужно продолжать играть, потому что это то, кто ты по жизни — то есть музыкант. Так мы типа начали делать песни.
Вы играли с Джимми неофициально, но потом это изменилось.
Джимми играл концерты ARMS в Англии и у него пел Стив Уинвуд. Но в американский тур Стив поехать не смог, и понадобился кто-то на замену. Думаю, мне позвонил кто-то из менеджмента Эрика Клэптона, из числа вовлеченных в организацию этих концертов. “Мы слышали, что ты играл с Джимми в студии. Вы могли бы сделать какой-то материал вместе и выйти поиграть?” Мы с Джимми сказали, что просто поигрывали, и у нас даже не было группы. Тогда они сказали: “Ну вам всего то надо будет поиграть полчаса, нам больше и не нужно”. В целом у нас закончились оправдания, потому что у нас было полчаса музыки, и нам сказали, что дадут ритм-секцию. Это был хороший довод, и Ронни Лэйн был таким замечательным парнем, что мы решили согласиться.
Я должен сказать, что в то время я не хотел опять возвращаться к гастролям, но был воодушевлен тем, что мы делали что-то стоящее. В то время у нас не было планов образования группы, но, думаю, концерты ARMS вдохновили Джимми. Он вернулся из Штатов с желанием собрать группу и поехать в тур, потому что ощущал, что это будет для него хорошей терапией. Он продолжал говорить мне: “Мы соберем группу и поедем в тур”. Я обычно отвечал: “Я закончил с турами. Я реально не хочу уезжать”.
А затем мы пришли к формуле: “Ну, сделаем два альбома” — как сказал Джимми. “И сделаем тур в поддержку этих двух альбомов. И это все.” И я ответил: “Окей”. И таким образом мы это сделали. У нас не было контракта. Мы просто пожали друг другу руки.
Одной из первых песен, над которой вы должно быть работали вместе, была девятиминутная “Midnight Moonlight”.
Да, так и было. Я люблю сложности и это была первая песня, которую мы вместе написали. Джимми притащил громадный кусок музыки, которая в оригинале была больше девяти минут. Мне не очень хотелось говорить: “Нельзя ли сделать покороче?” Я имею в виду, что кто я такой, чтобы говорить Джимми Пейджу сделать покороче. Но он сам сказал: “Да, мы можем её чуток подрезать”.
Как вы работали над мелодией и текстом к той песне? Это, наверное, высокие материи.
Я думаю, множество авторов песен скажут, что они позволяют музыке общаться с вами и просто смотреть, какие слова появятся в вашей голове, когда вы слышите музыку. Я просто даю волю музыке говорить со мной. Я начал петь: “The dawning of a new creation”. Казалось, что те аккорды говорят мне эти слова, и я просто их выражаю. Я хотел, чтобы это была песня надежды на будущее.
Это одна из самых длинных и наиболее сложных композиций Джимми, на что достаточно редко обращают внимание.
Она не очень подходила для радио! Когда у вас есть что-то девятиминутное со структурой, характерной для классической музыки, то вам действительно нужно слушать и вникать. Возможно, это слишком сложно для большинства людей.
У Firm был невероятно оригинальный звук. Он отличался от Free, Bad Company и Led Zeppelin. Для вас с Джимми было так важно создать что-то новое?
Так случилось, что мы делали что-то оригинальное. Ни один из нас не рассматривал возможности работы со старым материалом. Сейчас это выглядит странновато, когда я думаю об этом. Не знаю, обсуждали ли мы это; мы просто не заходили туда. Это получилось автоматически — если мы делали что-то, то сочиняли вместе и создавали что-то новое.
По слухам вашим изначальным выбором для ритм-секции были Билл Бруфорд из King Crimson на барабанах и студийный музыкант Пино Палладино на безладовом басу.
Пино определенно был в планах. Он всегда хотел присоединиться к нам, но был занят другими делами. Мы начали использовать на репетициях Тони Фрэнклина, который тоже играл на безладовом басу. Это превратилось в игру-угадайку — присоединится ли к нам Пино или нет. А потом Джимми просто сказал мне: “Ну, Тони репетировал с нами, он знает все песни, и он сейчас часть группы, давай поедем с ним”. Так мы и сделали. Думаю, в то время Пино просто не хотел ехать на гастроли, как я понял.
Безладовый бас был необычным выбором.
Это была идея Джимми, и она привнесла своеобразный оттенок в звук группы. На чем-то типа “Radioactive” мы начинали с простого демо и потом добирались другой территории — саунда Firm. Наш барабанщик Крис Слэйд выдавал бит с безладовым басом и это получилось реально круто, потому что ритм-секция способна поднять песню и заставить её взлететь.
Первый альбом Firm был сильно недооценен. Там есть крутые песни, но это частенько подрывается продакшеном в стиле восьмидесятых — много хорусовых гитар и слишком сырые барабаны.
Это просто был звук, который превалировал в то время. Тебе нужны были эти сырые барабаны, потому что это было самое модное и соответствовало тому, куда мы двигались. Мы просто делали то, что было естественным в то время.
Вы писались в Пейджевской студии Sol, да?
Да, все было там. Прекрасная студия, действительно хорошая. Она располагается на берегу реки, но там не все спокойно. Звукорежиссер спросил “Ты хочешь остаться здесь на ночь, и поспать в той комнате?” Я сказал, что да. И он ушел, сказав “Ну хорошо, тебе понравится, увидимся позже”. И я потом думал, что мне понравится?
Таким образом, я сплю, а потом внезапно среди ночи над моим лицом пролетает громадная птица и прямиком в шкаф. Я поднялся “Что за хрень?” Включил свет, подошел к шкафу — конечно, там ничего не было. Тогда я подумал, что окно, наверное, открыто. Но оно было закрыто, и там была тройная рама — ничего не пролетело бы. Это все было странно. А потом еще всякие другие штуки происходили. Все это привело к решению, что я больше ни разу не оставался там ночевать.
