Версия “Whole Lotta Love” с бонусного диска — прекрасна, но там не хватает некоторых ключевых элементов — гитарного соло, припева, фонового слайда, каких-то гитар и партии терменвокса в средней части. Почему ты выбрал эту версию?
На том этапе развития песни у меня в голове было представление обо всей аранжировке, которую мы собирались сделать, но я хотел, чтобы люди услышали, как мы сильно фокусировались на создании фундамента песни. Мы же не были Beatles, поэтому вы не услышите как во время исполнения мы все вместе поем “whole lotta love” в припеве. (смеётся) Но думаю, что пение Роберта на этом треке — это тоже открытие. Он просто спел основной вокал, но чертовски хорошо, так ведь? И даже при том, что вы слышите только что-то из ударных, небольшие фрагменты из окончательно партии терменвокса и частичный вокал Роберта в средней части — это действительно атмосферно и имеет свои достоинства.
Если уж речь зашла об этой песне, как ты создал потусторонние звуки в средней части, которые мы слышим на финальной версии “Whole Lotta Love”?
Я всегда рассматривал среднюю часть для авангарда. Если бы в конечном итоге у меня не получилось, то возможно я бы просто сократил бы песню, но я знал чего я хочу, и как это сделать. Нужно было просто сделать. Терменвокс выдает большую часть высоких звуков, а мой Les Paul отвечает за саунд на низах. Я радикально его расстроил и по большей части просто дергал струны, чтобы наделать разных рычащих шумов — зловещие звуки, которые ты не ожидаешь услышать по радио. (смеётся) У меня возможно получались какие-то аккорды, но на самом деле я просто дергал за струны и заставлял их выть. А потом, во время микширования, с помощью звукоинженера Эдди Крамера мы сделали панораму и добавили эффектов, включая осцилляцию нижних частот на эхо-машине, чтобы сбросить все это совсем к низам и зафиксировать там так, чтобы звучание двигалось в ритме. Это было чем-то, чего никто раньше не делал в таком контексте, оставив в одиночестве в середине песни. Вот такими дальновидными мы были, настолько это все было авангардно, и так забавлялись.
В этом было преимущество того, что все контролировалось артистом. Ничего подобного бы не случилось, если бы у нас был продюсер со стороны. Они бы подвергли сомнению и не поняли бы то, что я делал, а возможно бы подумали, что я просто записал кучу шума. У меня была возможность быть уверенным, что никто не будет лезть в наши идеи.
В “Whole Lotta Love” есть столько крутых моментов. Как ты все это конструировал?
Я всегда в своей голове хорошо слышал всю аранжировку полностью. Когда мы репетировали у меня дома в Пэнгборне материал с первого альбома, я уже был в состоянии увидеть всю окончательную аранжировку “How Many More Times” до того, как мы пришли в студию. Я знал, где буду прописывать наложения и как буду использовать скрипичный смычок в качестве мелодического контрапункта. Тоже самое было с “Whole Lotta Love”.
На первом альбоме группа играла два блюзовых кавера. Чем вас привлекли “I Can’t Quit You” и “You Shook Me”?
Когда мы только начали репетировать у меня дома в 1968 году, то работали над концертной программой и материалом, который станет нашим первым альбомом. В то время было много групп, играющих блюз. Мы также получали удовольствие, исполняя блюз, но при этом ощущали, что наш коллективный характер команды был настолько силен и оригинален, что вместо погружения в блюз, мы можем получить обратный эффект. Наши версии блюза показывали, насколько смелыми и отличающимися от всех мы были.
Мы выбрали две песни с драматическими элементами, которые мы могли бы исследовать. В оригинальной версии “I Can’t Quit You” Отиса Раша была часть песни, где аккорды двигались на пол-тона, и мы видели, что можем выжать из этого реальный момент. Большой момент. По существу, мы поместили песню Раша под микроскоп и выяснили, как придать ей немного больше драматической напряженности.
Я ощущаю, как группа привнесла в “You Shook Me” определенную психологическую подавленность и мрачность, которых не было в оригинальной версии Мадди Уотерса.
Хмммм… Не знаю, согласился бы я с этим. Никогда нельзя недооценивать Мадди Уотерса.
Я имею в виду, что это очень мрачная песня. Певец только что занялся с женщиной сексом, который был настолько хорош, что рушит его “счастливый дом”.
Ну, вот так в жизни бывает!
Когда этот текст поет Мадди, то это не выглядит так, что он в отчаянии. Он вроде как ухмыляется. А Роберт со своей стороны превратил это в нечто тяжелое, в большей степени находящееся во власти тоски и эмоций.
Для нас было важным поместить в материал наше собственное ощущение и новое видение. Думаю, наша подобная электростанции ритм-секция из Джона Пол Джонса и Джона Бонэма естественным образом делала другим все, что мы играли. Но блюз был очень важен для нас. Таким был наш путь на первом альбоме. Например, в “Dazed and Confused” прогрессивная аранжировка, но при этом там все еще сильны блюзовые элементы.
На первых трех альбомах перемешивались элементы блюза, прогрессивного акустического фолка, хард-рока и этнической музыки. Какой была конечная цель?
У тебя есть все эти цвета в палитре и ты можешь смешивать их, чтобы получить новые цвета и звучания, которые люди до этого не слышали. Например, исполнение чего-то типа “Black Mountain Side” с барабанщиком на табла — такого никогда раньше не было. Еще один пример — это “Babe I’m Gonna Leave You”. Я слышал версию Джоан Баэз, но если вы сравните нашу версию и её, то большинство людей скажет: “Как вы, черт возьми, это сделали?” Они реально не звучат одинаково. Причина, по которой они различаются, в том, что мы смогли смешать её акустический подход с тяжелыми гитарами, чего не было никогда ранее. И дополнительно, я смог еще и вставить туда соло в стиле фламенко.
Ты записал “Black Mountain Side” с индийским исполнителем на табла. Как это проходило?
Я никогда раньше не работал с этим музыкантом, и у меня не было столько времени, чтобы потратить его впустую прежде, чем получится что-то, но при этом хотелось попробовать. Если бы не вышло, то я бы подумал над чем-нибудь еще. Предполагаю, что это было для него сложно, когда приходится играть ярко выраженную Западную музыку, но он прекрасно справился с работой. Спустя годы я выяснил, что он еще и на ситаре умел играть. Думаю, это несколько облегчило ему задачу понимания того, что я делал.
Для фотосессии к этому интервью, ты привез две акустические гитары. Объясните значимость каждой из них для тебя.
Harmony особенно дорога мне. Это то, на чем я сочинил все акустические песни и много электрических на первых трех альбомах. Я также использовал её для записи всех акустических треков на третьем альбоме. И это та гитара, на которой я играл в “Stairway to Heaven”. Я много на ней играл, пока не начал играть на Martin на “Houses of the Holy”.
