…
Внизу в местной ментовке – меня ждал ни кто-нибудь, а комиссар полиции. Смотря на меня, как большевик на Ленина – он чуть ли не с поклонами провел меня в свой кабинет, где меня ждал среднего роста человек со светлыми, почти блондинистыми волосами и неприятным, прилипчивым взглядом. Доставив меня, комиссар попятился и спиной вперед вышел из своего кабинета.
Удивительные дела
Человек продолжал разглядывать меня. Здесь он вел себя как хозяин.
– Если вы хотите предложить мне что-то – то спасибо, нет – сказал я
– Почему же?
– Потому что я ни в чем не нуждаюсь.
Человек еще меня поразглядывал, потом ему надоел этот театра одного актера
– Меня зовут Люба Йованич, я помощник министра внутренних дел Сербии
– Панин. Александр.
Человек иронически поднял брови
– И всё?
– А что еще?
– Да много чего. Полковник криминальной полиции, к примеру
– В отставке.
– Из полиции в отставку не уходят.
Я вздохнул
– Ошибаетесь, уходят
Меня принимали на работу полгода, а уволили в полдня. Помните, откуда это?
– Мы навели про вас справки. Вы работали в отделе по расследованию особо тяжких преступлений. Потом вас перевели в специальный отдел. Который занимался выявлением коррупции.
Если бы – коррупции.
В нашей системе – невиновных нет. Но и в ФСБшной – тоже. Правила довольно просты. Если не хочешь, чтобы посадили тебя или кого-то из твоих – копи компромат на тех, кто может тебя посадить.
Это как теория взаимогарантированного уничтожения.
Началось все видимо с Андропова. Он тогда сильно закусился со Щелоковым – великим, непревзойденным и поселе министром, который по сути создал МВД в том виде, в каком оно есть. Шестнадцать лет на министерском посту! А довели его до самоубийства за то что он какие-то половики из министерства на дачу уволок.
Андропов и его ставленник Федорчук – дуболом и придурок – систему сломали. Сорок тысяч опытных ментов и следаков загремели. И с тех пор – нормальный процесс преемственности в МВД был сломан, и не восстановился и поныне. А на улицах – больше не было ни дня спокойно.
Но из этой ситуации – был извлечен урок. Если не хочешь повторения – имей компромат на таких как Андропов – и потенциальные андроповы.
Игра эта – страшная, на лезвии ножа, потому что с той стороны – люди, которые… слово и дело государево, короче. И если они узнают, что на них компру собирают – не простят. Но и переоценивать их не надо. Народ там пошел…
Скажем так – те, кто приходит, чтобы на гелик заработать.
Они меня два года мариновали в зоне. Я не сломался. Потом они поняли, что и не сломаюсь и начали договариваться. Я сдал часть материала – в обмен на реабилитацию и возможность выехать из страны. Меня выпустили…
А мои… коллеги…
Как думаете, кто среди них был стукачок из-за которого мы влетели?
Не знаете? И я вот – не знаю. Так что…
Никто не забыт, ничто не забыто.
– И какой смысл было наводить обо мне справки?
– Это вы сами скажите.
Я сделал недоуменное лицо, долженствующее означать что-то вроде… простите, не понял?
– Вы как-либо связаны с ультраправыми?
Связал ли я как то с ультраправыми? Тоже хороший вопрос.
Знаете, один мужик из числа мне знакомых – ездил в Африку на подработку. Он до того не был расистом, а как вернулся – стал. А я еще совсем молодым сидел в ночном РОВД в одном из районов Чечни, и думал – нас сегодня вырежут или доживем до утра? Так что правым я, по крайней мере, сочувствую. Но сам не состою.
– Я беспартийный.
– Я не об этом спросил.
– Я не состою ни в одной сербской партии. Русской тоже. Я аполитичен.
– Тогда как вы познакомились с Василием Никичем?
Вот оно.
– Он приехал на стрельбище местной дружины. Попросил выслушать его.
– Вы ходите на стрельбище?
– Да
– Зачем?
– Чтобы стрелять.
Помощник министра полистал папку
– У вас много оружия. Зачем вам столько?
– Это граница.
– Но вы не ультраправый?
– Послушайте – сказал я – я какое-то время работал в Чечне, когда там была война. Так что все разговоры про то зачем кому-то нужно оружие – оставьте для кого-то другого. Оружие нужно для того чтобы прожить ночь. Эту и следующую. Может, оно и не потребуется, но если потребуется, лучше чтобы оно было.
– Вы встречались с Василием Никичем. Верно?
– Да. Это преступление?
– Нет, конечно. О чем вы говорили?
– Он спросил меня, все ли я рассказал полиции про ту убитую девушку.
– А вы все рассказали?
Я выдохнул
– Послушайте, к чему вообще этот разговор? А?
Помощник министра помолчал
– Василий Никич человек с большими связями. В том числе в Скупщине. Он не верит официальному расследованию убийства его родственницы.
…
– Он требует, чтобы мы включили вас в оперативную группу.
Вот как.
– Он мне это предлагал. Чтобы я расследовал.
– И что вы ответили?
– Нет.
Помощник министра задумался. Потом заговорил другим тоном.
– Мы действительно наводили о вас справки. Вы опытный оперативный офицер.
– Ну и что?
– Понимаете… все сложно. Есть решение министра… точнее предложение. Мы… могли бы предложить вам вот что. Работу консультанта.
– В каком смысле?
– Посмотреть уголовное дело. Может, мы что-то упустили.
– То есть, расследование в тупике?
Помощник министра ничего не ответил, но явно был недоволен.
А мне это нафиг было не нужно – возвращаться. Но потом я вспомнил, о чем я думал, когда ко мне постучался в дверь Душан и сказал, что в канаве труп.
И как вот рассказать эту правду читателям детектива? Что это за детектив такой – совершено убийство, а Эркюлю Пуаро, например – пофиг, он свою повышенную пенсию на карточку за службу в бельгийской полиции все равно получит, ну а то, что убивают… дело житейское. Все мы смертны, однако…
А? Никакая Агата Кристи до такого сюжетного поворота не додумается…
