– Что-то слышал такое, сэр
Начальник станции и подчиненный смотрели друг на друга. Пульс в норме, глаз никто не отводит, никакой повышенной потливости
– Убил какой-то крайне правый псих. Возможно с ПТСД.
…
– Ты что-то знаешь об этом?
– Нет, сэр.
Начальник станции покачал головой
– Это плохо.
– Простите, сэр?
– У тебя же были связи в крайне правой среде, верно?
– Были. Но я все передал.
…
– Как и положено
– Чем ты сейчас занимаешься, Рауль?
– Чеченская община, сэр.
…
– Есть выходы на сеть, которую предположительно контролирует ГРУ.
– Ясно. Это может пару дней подождать?
– Думаю, что может, сэр.
– Тогда вот что. Садись за стол. Отсмотри все, что есть в интернете по ситуации в Сербии и напиши мне меморандум. Политическая ситуация, мотивы убийства, возможные заказчики, варианты развития событий. Листов на пять. Сможешь?
– Да, сэр.
– Вот и отлично. Пару дней тебе хватит?
– За глаза, сэр.
– Тогда я тебя больше не задерживаю.
* * *
Когда за Раулем закрылась дверь, в стене открылась другая, тайная – и в кабинет шагнул пожилой, седовласый человек, больше похожий на университетского профессора. Это был Саул Рабинович, сын мигрантов первой волны с Брайтон-Бич, а сейчас – начальник департамента в Лэнгли и возможный сменщик нынешнего ЗДР – заместителя директора по разведке. Рабинович был одним из самых умных и результативных аналитиков в Лэнгли, потому что имел совершенно не американский менталитет. Он был немного русским, немного евреем из местечка, немного европейцем – и ни на грамм американцем. В США он был иностранцем, эта страна для него продолжала оставаться чужой. Он даже среднюю школу умудрился закончить в Австрии…
Если человек, ходивший в американскую среднюю школу, начинал заниматься разведкой – ничем хорошим это обычно не заканчивалось.
– Ну, что думаешь?
– Не знаю…
– Ближайший сотрудник Жераича – Зоран Божаич был в списке контактов, который он нам передал. От дальнейшей работы Божаич отказался. Почему?
– Так бывает.
– Или отношения с куратором у него были какие-то… особые.
– Это лишь догадки.
– Догадки… догадки… все, что у нас есть.
…
– Жераичем занимался Госдеп. Они и понятия не имели, чем все может обернуться. А теперь все кувырком.
– А может, им пора повзрослеть?
– Это ты мне говоришь?
…
– Мы должны послать кого-то в Белград подтирать, после того как эти идиоты наследили. Но в этом человеке мы должны быть уверены? А в нем ты уверен?
– Посмотрим, что он напишет?
– Напишет… знаешь, я часто задаюсь вопросом – если мы учим их профессионально врать, почему они должны быть честны с нами?
– Потому что мы их начальство.
– Ты уверен. Помнишь, Молдавию?
…
– Та история с выведенными деньгами. Как оказалось, в нее были замешаны наши посольские. Когда такие суммы на кону…
– Ради Бога, Саул. Не ворчи.
– Я не ворчу. Я просто пытаюсь ухватиться за что-то в мутном потоке. Ухватиться, пока не нахлебался воды
Начальник станции улыбнулся.
– Посмотрим, что он напишет…
* * *
С середины дня результативность работы Переса резко упала, хотя ее никто и не проверял. Он с трудом закончил одну страницу, и выскочил из здания, едва только пришло время. Станция ЦРУ в Берлине была расположена все-таки в Германии, и определенные правила, в частности по нахождению на рабочем месье в рабочее время – тут соблюдались намного жестче, чем скажем в Белграде, где можно было час пить кофе в кафане и никто этого не заметит.
У Переса была БМВ-530, черная, последняя модель. Для сотрудника ЦРУ – на самой грани, дальше контрразведка начинает интересоваться источниками происхождения средств. Зима давно отступила, весна готовилась, на улице было тепло и первые неоновые рекламы – уже включились, мягко расцвечивая надоевшую серость огромного немецкого города. Дальше на углу – стояли трансвеститы, раньше там было какое-то образовательное учреждение, а теперь его закрыли и открыли бар для трансвеститов с номерами на втором этаже. Трансвеститы, увидев бандитскую тачку, помахали – но Перес не остановился.
Он ненавидел трансвеститов…
Приехав домой – Перес переоделся. Кожаная куртка игривой, глубоко сиреневой расцветки, пара наручников с розовым мехом, свисающих с пояса. Все готово для ночного загула…
…
Путь его лежал в Шенеберг – это настоящий эпицентр гомосексуализма в городе. Довольно известный ресторан и бар Блонд на углу. Место приличное, совсем не ночное – но и закрывающееся не с закатом. Сюда заходили приличные люди, прилично пообедать, пофлиртовать, найти партнера, а то и спутника жизни. Владельцы заботились о репутации и проститутов сюда не пускали…
Перес – кивнул Альфонсо, бармену, заказал коктейль. Выпил не спеша – за ним никто не зашел.
Какой-то местный решил попытать счастья
– Милый, тебя угостить?
– Спасибо, я в отношениях.
– Ты такой однолюб, да?
Перес подмигнул несчастному
– Еще какой…
И, еще раз кивнув бармену – нырнул в заднюю дверь.
…
Через полчаса, изрядно поплутав по проходнякам, Перес зашел в другое место, куда менее респектабельное. Но там ему просто кивнули и пустили наверх. В номера…
В номерах был компьютер. Это для тех, кого возбуждает гей-порно, некоторые просто без него не могут. Перес закрыл дверь, включил компьютер, перед этим на всякий случай продезинфицировав клавиатуру спреем, который у него остался от эпидемии коронавируса. Мало ли кто какими пальцами за нее хватался…
Ага, гей-чат Одинокие сердца – форум Блю Систем.
Место знакомств для педерастов…
Перес ненавидел и педерастов. Просто – быть педерастом или, по крайней мере, считаться таковым – давало преимущества. Во-первых – гомосексуалиста было сложнее уволить, в ЦРУ, как и в любом государственном учреждении – создали отдел равных возможностей и теперь если ты нетрадиционной ориентации и тебя увольняли – можно было пожаловаться туда, и часто это приносило результат. Начальство же – предпочитало лишний раз с такими не связываться…
Во вторых это хорошая отмазка для контрразведки. Если человек ведет себя подозрительно, что-то всплывает, но выясняется, что он гей – это хорошее объяснение многому подозрительному. Далеко не каждый готов открыто признаться в том, что он гей и к этому относятся с пониманием.
