Последние капли ливня с грохотом обрушились на землю, и все стихло. Из темной воды соткалась смутная женская фигура, отдаленно похожая на Аню – объемная текучая тень с темными провалами глаз.
– Да, шанс есть. – Многоголосье растеклось по всему подземному миру, даже отдаленно не напоминая человечью речь. – Я уберегу тебя – и весь мир от мертвого леса. Я верну его в Навь – но вместе с одним из вас.
– Это плата? – помертвевшими губами уточнила Марья, медленно пятясь назад.
Змея качнула головой:
– Это ключ.
Марья проследила взгляд Змеи, оглянулась. Сердце билось гулко и медленно, как в муторном кошмаре, и как в кошмаре Марья знала сюжет сна. Знала, кого заберет Змея, знала, кто скажет, грустно улыбаясь: «Так будет лучше»…
Она зажмурилась, страстно желая, чтоб последних минут не было. Ей ведь казалось, что она победила, перехитрила бога, но эта победа обращалась самой горькой потерей.
Вперед шагнул старик, но Змея остановила его взмахом руки:
– Прости, добрый мальчик, но ты не подойдешь. Ты чист, а мне нужен тот, на ком Навь оставила след.
– Так забери меня! – крикнула Марья. – Пусть снова будет ледяной кристалл, да хоть ледяная гора! Но Аню… – Голос сорвался, последние слова Марья прошептала едва слышно: – Я не позволю тебе снова ее забрать.
От улыбки Змеи все кости разболелись.
– Тогда все теряет смысл, не так ли?
Марья обернулась, в отчаянии сжимая кулаки. Вот Аня стоит, спокойная, уже все для себя решила, но пальцы дрожат. Вот Финист: хмурится, отводит взгляд, нервно барабанит по влажным перилам. Выбор уже сделан – и потому выбора нет.
Марья зажмурилась. Лучше бы ее убили. Змея терпеливо ждала, протянув темную текучую руку. Когда за спиной раздались шаги, Марья заставила себя выпрямиться и не оборачиваться. От тоски и ужаса ком стоял в горле.
Финист медленно неторопливо вышел вперед:
– Бери меня. С меня все началось, мной пусть и закончится. – Он беззаботно улыбнулся. – Люблю, когда у историй красивый финал.
Марья встрепенулась, ошалело распахнула глаза. Недоверчивая насмешка вырвалась против воли:
– Ты? – Марье все еще казалось, что она спит и не может проснуться. Финист, жертвующий собой? – В чем подвох?
– Все просто, маленькая сестрица. Мне есть к чему вернуться… или что вернуть вместо себя. – Он перевел взгляд на Змею: – Не откажешь мне в маленькой услуге?
Смех Змеи раскатился дробной капелью.
– Даже если бы хотела – не отказала б. Не мне спорить с равновесием.
Финист на мгновение опустил веки, и наигранная улыбка сменилась искренней, полной тихого счастья и облегчения. Когда он открыл глаза, бельма растаяли, открывая яркую синюю радужку.
– Веди себя хорошо, маленькая сестрица. – Он ласково встрепал и без того спутанные волосы Марьи, щелкнул ее по носу, и она сморщилась, как котенок. – Больше я за тобой присматривать не смогу.
Марья поежилась, глотая возражения и не находя слов поддержать невеселую шутку.
– Финист, – тихо позвала Аня, застыв на ступенях. – Спасибо.
Он криво улыбнулся, поклонился с наигранной серьезностью и схватил ладонь Змеи.
И вместе с ней рассыпался крупными каплями черной воды – мгновенно высохшей вместе с лужами, словно и не было ни Змеи, ни дождя. Только горечь повисла в воздухе и осталась на языке. Марья закашлялась – режущая боль коснулась горла, змейкой скользнула вниз, огнем охватила легкие. Ее разрывало на части – вернее, древняя сила заживо отрывала от нее тронутую Навью часть. Она упала на колени, задыхаясь, не успевая глотнуть воздуха между приступами кашля, схватилась за горло – и все закончилось. Боль исчезла вместе со смутной, темной тоской, ставшей настолько привычной, что Марья ее уже и не замечала.
Она посмотрела на ладони и увидела только светлую кожу в мелких порезах. Она закрыла глаза, вслушиваясь в себя и не услышала ничего, кроме тишины. Старик помог ей подняться, кивнул в ответ на вопросительный, почти жалобный взгляд:
– Да, все закончилось. Не знаю как, но… Змея отгородила тебя от леса. Тебя – и весь наш мир. Пожалуй, только ей и было это под силу. – Он покачал головой, покосился на темный каменный свод. – Даже боюсь представить, что за ливень там бушует, смывая скверну.
– Лучше ливень, чем камень со всех сторон. – Марья приподнялась на цыпочки, словно могла взлететь и унестись прочь из опостылевшей каменной клетки.
Ей уже хотелось взглянуть на небо – чистое, исцеленное от трещин.
Чтобы наконец поверить: сказка о Навьем царстве наконец закончилась. Теперь – на самом деле.
20
Не одна
Остался только долгий путь домой.
Марья с улыбкой обернулась к сестре:
– Пора возвращаться, Ань?
Та, вся белая, так и стояла под навесом террасы, вцепившись в перила.
– Нет, – Аня отвела глаза, – нет, я не могу. Ты же видела, чем я стала, пушистая, – от человека во мне мало что осталось.
– И что? – С глупым детским вызовом Марья вскинула подбородок, не позволяя страху коснуться сердца. Потерять сестру сейчас, когда и договор разрушен, и Навь отступила, и Змея забрала другого – было б слишком… обидно. – Помнишь, ты сама мне говорила, что любишь меня любой, даже неправильной? Так почему думаешь, что и я тебя любить любой не смогу?
Аня грустно рассмеялась, и на мгновение тепло осветило ее глаза.
– О, в тебе я не сомневаюсь. Потому-то и не вернусь – хочу тебя уберечь.
– Кажется, – Марья скептически приподняла бровь, – пару раз это уже плохо закончилось.
– Так, может, не стоит проверять, может ли стать еще хуже?
Аня медленно спустилась, вышла из тени террасы, позволяя внимательней себя рассмотреть. Змея берегла ее тело, аккуратно одевала, переплетала волосы, вечно мокрые от темной воды, кормила…
Кормила.
В этом-то и была проблема.
Аня выцвела и побледнела, и Марье казалось – еще чуть-чуть, и сквозь сестру проступят очертания крыльца и террасы и яркая макушка Полоза у стены. Черты лица заострились, вокруг глубоко посаженных глаз легли густые тени, в силуэте, в развороте плеч и осанке проступило что-то птичье – как у Финиста.
Только перьев в волосах не хватало.
Но страшнее всего был призрак голода в глубине глаз, постоянный, навязчивый, неутолимый. Марья поймала взгляд сестры и тут же поежилась, опустила глаза, на короткий миг ощутив себя не человеком, а добычей. И хуже всего, что Аня понимала, как теперь она смотрит на мир, и ненавидела в себе это.
И просто не могла допустить, чтоб сестра ее боялась.
– Марья, – тихо позвала она, но не шагнула навстречу, не преодолела последние разделявшие их шаги. – Поверь – где бы я ни была, я буду, как прежде, тебя любить. Мы все равно останемся семьей. Вовсе не надо быть всегда вместе, насмерть связав друг друга. Верно?
