– Братец Духодувец! – прокричал он. – Храм погиб!
Пальцы, сжимающие Кристофера мёртвой хваткой, разжались.
– Что ты несёшь?! – воскликнул Духодуй, обеими руками хватая стражника и встряхивая его.
– Я пытался остановить пожар, сэр, честное слово, – причитал тот. – Но я ничего не мог поделать. Там везде сплошной дым!
– Быть этого не может! – не поверил Духодуй. – Это Обитель Праведных, она одна уцелеет в очищающем пламени. Мы наследуем город и будем в нём править!
– Или не будете, – подал голос мэтр Мерриман. – Тут уж как получится.
– Ни одно из зданий вокруг не уцелеет после пожара, – подтвердил Кристофер. – Можете мне поверить – здесь всё сгорит.
Сподвижники Духодуя переглянулись.
– А ты почём знаешь?! – прорычал Игнатий.
– Ты что, забыл? Он же вестник! – напомнил мэтр Мерриман. – Вы должны его слушаться.
– Что же мне теперя делать-то? – причитал храмовый сторож, словно сжимаясь от отчаяния. – Мне и спать негде теперя, и ничего совсем нету…
– За мной! – выкрикнул Духодуй. – Нам больше не нужно это здание, ибо мы наследуем величайший храм города. Благодаря нам собор Святого Павла вновь станет домом Божьим!
Сподвижники ответили ему ликующим воплем.
– О господи, – вздохнул мэтр Мерриман. – Не лучшее решение, честно говоря.
Кристофер хотел было что-то сказать, но Игнатий так зажал ему рот, что он даже дышать мог с трудом, не то что говорить. Мальчика схватили ещё крепче, чем раньше, и поволокли по переулку, за угол и дальше по улицам, к самому собору Святого Павла.
Храм был совсем не похож на тот великолепный белоснежный кафедральный собор, который был так знаком Кристоферу. Церковь больше походила на Вестминстерское аббатство с его резными рельефами на серых стенах и готическими башенками и арками. Ряд изящных колонн поддерживал портик у входа. Недостроенный шпиль окружали деревянные леса, а передний двор был завален корзинами, мебелью, большими матерчатыми свёртками и горами деревянных сундуков. Люди толпились вокруг, словно уверовав, что здесь, под сенью кафедрального собора, и они сами, и их имущество находятся в такой же безопасности, как на реке. Словно они недосягаемы для пожара.
Кристофер огляделся. Вокруг повсюду клубились облака чёрного дыма, а над кровлей собора летали искры.
– Видите? – обернулся к своим приверженцам брат Духодуй. – Я возвестил, что храм сей возродится по вере нашей – и вот он неуязвим для пламени.
– Бегите отсюда! – закричал Кристофер. – Собор тоже сгорит!
Но брат Духодуй не слушал его. Люди вокруг, казалось, даже не заметили, что Духодуй и его люди поволокли через двор в храм какого-то кричащего мальчика и почтенного аптекаря.
Внутри здание было завалено свёрнутыми в рулоны тканями и коврами, огромными стопками бумаг и штабелями ящиков. Вдоль стен стояли корзины с книгами.
– Я так и знал! – простонал Кристофер. – Книготорговцы спрятали здесь, подальше от огня, все свои запасы!
Мэтр Мерриман поднял бровь:
– М-да, зная, что случится, идея не из лучших.
Духодуй поднялся на возвышение у алтаря и, широко раскинув руки, обернулся к своим последователям.
– Вот величайшее кощунство народа сего! – провозгласил он. – Они наполнили храм Божий языческими образами и лавками книготорговцев. Но я изгоню их. Я подобно нашему Спасителю возьму в руки кнут гнева.
– Ну, ты и вляпался, приятель, – хмыкнул Кристофер.
Духодуй показал на иконы и гобелены, украшающие стены.
– Богу не угодны подобные образы и роскошь, – продолжал он. – Его не одурачить папистской мазнёй. Мы соберём все эти фетиши и избавим народ от поклонения идолам! – И, жестом обведя всё вокруг, он приказал внимавшим ему сторонникам: – Снимите всё это!
Праведники бросились срывать со стен гобелены и вырывать картины из рам.
– На Королевской бирже за эти штуки можно было бы выручить немалые деньги, – пробормотал Игнатий.
Остановить их никто не пытался. Люди, прибежавшие в собор из пожарищ родных домов, испуганно жались к стенам в поисках безопасности. Некоторых приспешники Духодуя вытолкали за дверь, остальные попрятались за скамьями и стопками книг.
Храмовый стражник, сорвав со стены пику, нацелил её острие прямо в грудь мэтру Мерриману. Другие праведники тем временем стащили с алтаря распятие, спустили вниз огромную люстру и принялись отрывать резные украшения гробниц давно умерших рыцарей. Все эти сокровища они сложили огромной кучей перед Духодуем, стоящим у алтаря и выводящим своим скрипучим фальцетом:
– Если же рука твоя или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их и брось от себя: лучше тебе войти в жизнь без руки или без ноги, нежели с двумя руками и с двумя ногами быть ввержену в огонь вечный.
Мэтр Мерриман предостерегающе поднял вверх указательный палец:
– Дорогой брат, я думаю, святой Матфей, говоря это, имел в виду несколько другое.
Духодуй не останавливался даже для того, чтобы набрать в лёгкие ещё воздуха. Вены у него на шее вздулись, а мышцы напряглись.
– И если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя: лучше тебе с одним глазом войти в жизнь, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную.
Кристофер вздохнул. Он как наяву слышал все интонации мисс Чиппинг, читающей главу из учебника о том, как горел собор Святого Павла.
– Нам надо выбираться отсюда, – прошептал он мэтру Мерриману.
Но мэтр Мерриман вдруг тихо и быстро сказал стражнику:
– Мне так жаль, что ваш дом сгорел. Я вам очень сочувствую.
Стражник всхлипнул.
– Как вас зовут? – спросил мэтр Мерриман.
– Доркас, – ответил тот. – И не вздумай смеяться, потому что я этого жуть как не люблю. Я и драться из-за этого научился. Всю жизнь драться приходится.
– Мне бы и в голову не пришло, – ответил мэтр Мерриман. – Замечательное христианское имя.
– Правда? – недоверчиво спросил Доркас.
– Конечно. Правда, его чаще дают девочкам, но времена же меняются, и нам всем нужно к этому привыкать. Разве не так?
– Никогда раньше мне ничего подобного не говорили, – удивился Доркас.
– Если вам вдруг будет негде переночевать – мой дом к вашим услугам, – продолжал мэтр Мерриман.
– Вы что, с ума сошли?! – прошипел Кристофер. – Он же вас чуть не убил!
Мэтр Мерриман слегка обернулся и подмигнул:
– Ну, порой я могу за себя постоять.
– Вы очень великодушны, сэр, – произнёс Доркас. – Эти все даже и не заметили бы, коли б я и вовсе умер. Им всё равно.
– Это ужасно несправедливо, – кивнул мэтр Мерриман. – Я бы ни за что не поверил, если б не видел своими глазами.
