Перегрину казалось, что он успокоил жену, однако он ошибся.
— Я никогда не обольщалась на свой счет, — сказала она, — и не это меня беспокоит. Почему в твоей войне с Велдоном страдают невинные люди? Ты знаешь, сколько людей стало банкротами из-за того, что ты уничтожил железнодорожную компанию?
Перегрин безразлично пожал плечами.
— Все спекулируют на бирже. Одним везет, другим нет. Почему это должно меня беспокоить? Каждый заслуживает того, чего заслуживает.
— Но при этом страдают совершенно безвинные люди, — заметила Сара. — Ты знаешь, что наш дворецкий вложил в эту компанию все свои сбережения, потому что безгранично доверял тебе?
— Я не знал этого, — смущенно ответил Перегрин. — Постараюсь возместить ему его потери.
— Ему ты поможешь, а что будет с остальными инвесторами? — возмутилась Сара. — Возможно, многие из них богатые люди и потеря небольшой суммы для них ничего не значит, но ведь есть и такие, которые отдали последние деньги в надежде немного заработать.
— Здесь у всех равные возможности.
— Да, но они ведь не знали, что вкладывают деньги в компанию, которую ты использовал в качестве оружия против Велдона? — Рот Сары был плотно сжат. — Кто дал тебе право так поступать с людьми? Вместо того чтобы уничтожать компанию, лучше бы занялся публичными домами и освободил таких девушек, как Дженни.
— У меня для этого пока не было времени. Надо выбрать подходящий момент.
— К черту подходящий момент! — Сара вскочила со стула. — Ты уже давно знаешь об этих ужасных местах и не делаешь ничего, чтобы такие, как Дженни, девочки не страдали от этих чудовищ.
— Я помог Дженни, — попытался оправдаться Перегрин.
— Этого недостаточно, Микель, — заметила Сара дрожащим голосом. — Ты помог только одному человеку, а сколько невинных людей страдает, пока ты наслаждаешься каждым шагом своей мести.
— Мир полон зла. Я не в силах изменить его. Если мне удастся закрыть дом миссис Кент, то ровно через неделю на его месте появится новый.
— Но ведь что-то надо делать, а ты сидишь сложа руки. Ты даже не понимаешь, почему это так беспокоит меня. Ты сильный, ты сумел выжить, и тебе нет дела до слабых. Конечно, ты не откажешь в помощи тому, кого знаешь лично, но как же другие?
— Почему я должен всем помогать? Достаточно и того, что я помогаю тем, кого знаю. Я никогда никого намеренно не обижал, а только тех, кто этого заслуживает.
Перегрин почувствовал, что ему жарко, и, сняв пиджак, бросил его на стул.
— То, что ты намеренно не обижал людей, не снимает с тебя ответственности. Никакие злодеяния Чарлза Вел-дона не оправдывают тебя в том, какой вред ты причинил другим людям.
Критика Сары задела Перегрина за живое. Лицо его стало злым.
— Вот тут ты ошибаешься, моя милая женушка. Какой вред я бы ни нанес Чарлзу Велдону, это будет каплей в море по сравнению с тем, чего он заслуживает. Я выжил только благодаря тому, что одна мысль согревала мне сердце все эти годы: я знал, что наступит день, и Чарлз Велдон будет страдать, как страдал когда-то я. Я поклялся себе, что буду рядом, чтобы увидеть его страдания.
— И поэтому ты решил продать его дочь в публичный дом? — спросила Сара дрогнувшим голосом. — Я глазам не поверила, когда увидела эту запись.
— Я бы никогда не сделал этого, — резко ответил Перегрин. — Правда, подобная мысль приходила мне в голову, но потом я решил, что достаточно будет и того, если она исчезнет т несколько дней, а Велдон будет думать, что она в публичном доме, и от этой мысли ему будет нестерпимо больно.
Не в силах поверить его словам Сара в ужасе смотрела на мужа.
— Как хорошо, что судьба свела тебя с Элизой. Теперь ты знаешь ее личико. Ты бы не моргнув глазом отправил ее в бордель, если бы ее имя для тебя было пустым звуком. То, что такое вообще могло прийти тебе на ум, делает из тебя просто чудовище.
Сара отвернулась, чтобы муж не увидел у нее на лице выражение отвращения.
Перегрин схватил ее за руку и резко развернул к себе лицом.
— Если я монстр, то таким сделал меня он.
Сара презрительно оглядела его с головы до ног.
— Я не вижу, чтобы Чарлз Велдон погубил твою жизнь. Ты здоровый, умный, преуспевающий человек. Ты можешь делать все, что пожелаешь. Но, похоже, тебе нравится быть чудовищем.
Перегрина охватила ярость. Ему захотелось взять Сару за плечи и как следует встряхнуть ее, но он сдержал себя и выпустил ее руку.
— Ты сама не понимаешь, что говоришь, — сказал он.
— Тогда расскажи мне, — попросила она, спокойно глядя мужу в глаза. — Что такого страшного сделал тебе Чарлз Велдон? Почему ты считаешь себя вправе уничтожить его?
Как Перегрину хотелось избежать этого разговора! Но он знал, что если сейчас не откроет ей правду, то потеряет ее навсегда. Его тайна всегда будет стоять между ними.
Перегрин начал рассказывать, не смея поднять на Сару глаза:
— Помнишь, я говорил тебе, что Джеми Мак-Фар-ленд взял меня юнгой на свой корабль? Два года мы плавали по морям и океанам, посмотрели мир, и при каждой удобной возможности он учил меня. Когда мне было десять, на наше судно напали пираты и увезли нас в Триполи. — Перегрин тяжело вздохнул и продолжал: — Многие из тогдашних пиратов были корсарами и действовали по специально разработанной системе, одобренной их правительствами. Некоторые европейские торговые державы платили им дань за безопасный проход своих судов. Перегрин подошел к окну и уставился в темноту. — Но были и другие пираты. Мы плыли под английским флагом и чувствовали себя в полной безопасности, когда пираты напали на нас. Часть команды была сразу же убита, другую привезли на невольничий рынок в Триполи….Какая тогда стояла нестерпимая жара, казалось, сам воздух был проникнут страхом и болью, вспоминал Перегрин…
— Тогда в Триполи находился Чарлз Велдон. Он совершал круиз по Средиземному морю и был почетным гостем города. Мне кажется, что он пришел на невольничий рынок из простого любопытства. Так как я был ребенком, меня отделили от взрослой части команды во главе с Джеми и привезли на рынок с группой женщин и детей. Я увидел Велдона и сразу решил, что он англичанин. Я подбежал к нему и сказал, что я тоже англичанин, и умолял его спасти меня.
…Как тяжело Перегрину вспоминать об этом, хотя уже прошло четверть века. Каким же молодым и красивым был тогда Велдон! Несмотря на несносную жару, его лицо оставалось сухим, а костюм безукоризненно сидел на нем. Он брезгливо повел носом, увидев перед собой грязного ребенка.
— Так ты англичанин? Как это я сразу не догадался по твоему ужасному кокнийскому выговору? — Двумя пальцами он взял мальчика за подбородок и заглянул ему в глаза. — А ты красивый парнишка, хотя тебя надо скрести и скрести. Я никогда прежде не видел таких зеленых глаз.
