В архивах сохранилась переписка между собою православных епископов на польском языке, из чего можно заключить, как далеко зашла полонизация. А так как эти высшие сословия были и носителями культуры Украины, то это ополячивание сильно отразилось на их языке, нравах, обычаях, всем быте, частично, конечно, оказывая свое влияние и на широкие народные массы.
Только православие удерживало от окончательной потери своего национального лица и русского имени. Кроме отдельных отщепенцев (исключительно из высших сословий), население Руси-Украины не превратилось в поляков. В этом лежит несомненная и огромная заслуга православия. Но в то же время в языковом, бытовом и в культурном отношении население за эти века раздельной жизни приобрело настолько сильные различия от народа великорусского, что утверждение об однородности к моменту воссоединения с полным основанием нужно поставить под сомнение. И, наоборот, с полным основанием можно утверждать о создании к этому времени из населения Руси-Украины своей народности. «Украинской» ли, как говорят сепаратисты, или «малороссийской», как говорилось в Императорской России — это значения не имеет. Существенно то, что это была отличная от великороссов культурно-бытовая группа, хотя и тесно связанная с великороссами «единокровностью» и единством православной веры. Отличие это вовсе не значило и враждебность, как пытаются представить сепаратисты.
История знает примеры, когда длительная раздельная жизнь отдельных частей, одного и того же народа в различных бытовых и культурных условиях приводила к очень далеко идущим различиям. Например, сербы, жившие в бывшей Австро-Венгрии до ее распада, и сербы, жившие под Турцией. Когда всего после двух столетий раздельной жизни они соединились в одном государстве — Югославии — то разница между ними была огромная, как в бытовом, так и в культурном отношении.
Еще более разительный пример представляют евреи, отдельные группы которых даже утратили свой язык. Евреи иеменские или северно-африканские с евреями немецкими настолько различны во всем, что трудно поверить, что, когда-то это были части однородного во всех отношениях еврейского народа.
Однако как в первом, так и во втором случае в народном сознании сохранилось ощущение единства.
Не подлежит никакому сомнению то, что сохранилось оно только и исключительно благодаря единству религии за все время раздельной жизни. Православия у сербов, иудаизма у евреев.
Православная вера — единая для всей Руси — была тем главнейшим связывающим звеном между ее разрозненными частями, которое воспрепятствовало денационализации и, в конечном результате, привело к воссоединению. Отклонение от нее, хотя бы замаскированное униатством, или «национализацией» церкви — автокефалией, или полный отход от всякой религии вообще (социалистическое, атеистическое мировоззрение) разрушало это связывающее звено и создавало предпосылки для русско-украинской розни, вражды и сепаратизма.
Запад отлично это понимал, а потому свою агрессию против идеи единства провел по линии религии. Начиная с унии Литвы с Польшей пошло наступление на православие; продолжалось оно и под властью католической Австрии и, позднее, «демократической» Польши, которая, несмотря на свой «демократизм», занималась разрушением православных храмов, активной поддержкой униатства и «автокефалии» украинской церкви, создающей предпосылки для украинско-русского отчуждения.
Сознавая это, с самого начала агрессии против православия население тянулось к России и стремилось к воссоединению с ней. Тяготение это было тем сильнее, чем сильнее было давление этой агрессии, тяжесть которой не одинаково испытывали на себе разные слои населения. Крестьянство, казачья и городская беднота и низшее духовенство терпели от агрессии значительно больше, чем зажиточные горожане и казацкая старшина. Еще меньше — старшинская верхушка, шляхта и магнаты. Соответственно этому были и стремление к освобождению (которое мыслилось в воссоединении с Россией), и непримиримость к Польше.
Вся история освободительной войны показывает, что магнаты и высшее духовенство, несмотря на свое православие, были склонны к сосуществованию с Польшей в ее государственных границах; казачья верхушка была неустойчива и легко шла на компромиссы с поляками; и только крестьянство, казачья и городская беднота и низшее духовенство жертвенно и бескомпромиссно вели борьбу за освобождение — воссоединение. Это различие настроений и недостаточная устойчивость и целеустремленность высших слоев населения в значительной степени содействовали тому, что, так успешно начатое в 1648 году, восстание закончилось половинчатым «вечным миром» 1686 года, который разрезал Приднепровье на русское и польское.
Война со Швецией за Украину
После Бахчисарайского мира с Турцией (1681 г.) и «вечного мира» с Польшей (1686) Левобережье с Киевом осталось окончательно в составе Русского государства.
Население на нем начало жить спокойной жизнью, не опасаясь постоянных набегов поляков, татар и турок; разрушенные города и села начали отстраиваться и расти численно благодаря многотысячной волне беженцев с Правобережья, спасавшихся от ужасов польско-католической реакции.
Гетманство Самойловича
Гетман Иван Самойлович поддерживал с Москвой хорошие отношения и пользовался ее полным доверием. Дочь свою он выдал за видного боярина Шереметьева, и на ее свадьбе, как передает семейное предание Самойловичей (до революции помещиков Черниговской губернии), он сказал: «Да будет мир и согласие в вашей, Господом Богом благословленной, жизни так же свято и нерушимо, как совместная жизнь Великой и Малой Руси под высокой рукой его царского величества, царя Московского и всея Руси». За эти слова он удостоился особой царской благодарности. (Шереметьев был воеводой в Киеве и всецело поддерживал своего тестя.)
У себя, на Украине, Самойлович показал себя неплохим администратором и быстро налаживал расстроенную военными событиями эпохи Руины жизнь.
Но при этом он проявлял излишний непотизм (покровительство родственникам). Все высшие должности были заняты его близкими и дальними родственниками, начиная с генерального судьи Черныша и кончая полковниками (три сына и зять).
Кроме того, «Летописец» обвиняет Самойловича в том, что он «сначала был очень склонен и ласков к людям; когда же разбогател, чрезмерно возгордился не только против казаков, но и против духовного чина. Старшины казацкие и знатнейшее духовенство принуждены были стоять в его присутствии. Когда выезжал гетман из дому, вменял себе в несчастье, если сам встречался с духовною особою, несмотря на то, что сам был попович. Не только за город, но даже перед войском выезжал в карете, что делали и сыновья его. Ни один сенатор не имел столько гордости. Для собственного обогащения вымышлял он налоги, разоряя народ…».
Если не все, о чем пишет «Летописец», было правдой, то все-таки многое соответствовало действительности и вызывало недовольство обиженной или обойденной в чем-нибудь старшины, которая его единогласно выбрала гетманом после устранения, по проискам той же старшины, неполадившего с ней гетмана Демьяна Многогрешного (17 июля 1672 г., в Казацкой Дуброве под Конотопом).
