Глеб опустил рукав.
— Эй! Бориска, строй коллектив! Ян, прекращай трогать иностранного мужчину! Пора нашим циничным и прожженным дельцам парусного романтизму понюхать.
Резво подскочивший к Глебу Бориска озаботился кратким докладом.
— А они, это… Кушать уже просят.
Голодный блеск в глазах человека всегда можно отличить от блеска азартного, любовного или идеологического. Бориска суетливо опустил лохматую голову.
— А ты еды не хочешь?
— Не-не! Ты что, Глеб! Я потерплю.
— Тогда поясни своим милым коллегам, медленно и непреклонно, что обедать мы будем на острове. После кратких, но увлекательных занятий парусным спортом. Как и договаривались, грязную посуду после обеда будут мыть проигравшие. Аминь!
От ворот крепости до берега залива, где на тихой волне покачивались у берега приготовленные шлюпки, они успели прослушать только одну немецкую походную песню.
— Так, для тех, кто еще не знаком с правилами хорошего тона…
Капитан Глеб не смеялся. Заложив руки за спину, он шагал взад-вперед вдоль строя и поглядывал в лица иностранцев.
— Сейчас мы выясним, в какой из наших команд — «Виски», «Ромео» или «Джин» больше всего настоящих крепких парней. В ближайшие часы вам не придется трепать языками и рассказывать друзьям о своих ежедневных подвигах в постели, а вместо этого вы своими хилыми руками, узкими плечами и даже белыми, нежными задницами будете заставлять паруса этих шлюпок работать для победы.
Все просто. Задача — быстрей всех пройти дистанцию.
— Какую? Не очень длинную?
Пухленькое личико Бадди тоже выдавало в нем голодные страдания и небывалый аппетит.
— Надеюсь, все видят тот остров?
Глеб показал рукой на середину залива, где на фоне нежно-голубой водной глади и низкой полоски дальнего берега возвышались высокие и более определенные темно-зеленые деревья небольшого островка.
— Так вот, когда мы сейчас прекратим болтать и выйдем на воду, то первые десять минут поманеврируем у берега для разминки и знакомства с устройством ваших шлюпок. В это время рулевые объяснят вам, как нужно обращаться с парусами, как правильно вы должны называть все важные снасти и детали. Потом, после того, как я увижу, что никого из вас не вырвало, и никто не упал за борт на этой тихой воде, я дам старт. По моей команде рулевой каждой шлюпки бросит в воду свой спасательный жилет. Затем мы стремительно домчимся до того незначительного острова, обогнем его и возвратимся сюда, к месту старта. Рулевые на ходу поднимут из воды свои жилеты, и последним галсом шлюпки опять должны будут дошлепать до острова. Тот из рулевых, кто последним шагнет на его берег, проиграл. Правила гонки ясны всем? О'кей!
— В команде «Виски» замена. С этой минуты ваш рулевой и на воде и на суше — Ян Усманцев. Прежний командир, Тиади Грейпсювер, переходит на шлюпку «Ромео».
Не смотря ни на кого, бельгиец ковырял носком ботинка мокрый песок.
Бросая неуверенные взгляды в сторону шлюпок, как-то озабоченно трепыхался в ожидании старта и Бориска.
«Салажонок!»
То, что Бориска не очень силен в парусном деле, Глеб понял еще в тот день, когда прогуливал его вокруг казарм, где туристы обмундировывались. Парень страстно желал быть ему полезным, рвался в бой, но при словах «фордевинд» и «бакштаг» краснел и спешно переводил разговор на другое.
Определять его самостоятельным рулевым на отдельную шлюпку было, по крайней мере, нечестно — та команда явно бы проигрывала по этой причине всем остальным. И опасно — вода и парус баловства не любят.
Но…
Имелось у Глеба Никитина и еще одно интересное наблюдение.
С началом их морских приключений он сразу же обратил внимание на Макгуайера, который очень правильно вел себя на палубе сторожевого корабля, привычно держался за леера трапа, да и вообще, необычайно ловко обращался со швартовыми, помогая тогда военным матросам обезвреживать браконьеров. Потом Глеб вспомнил случайную запись в бумагах Яна, что кто-то из прибывающих участников этой игры является яхтсменом. Уточнил, все правильно — это был Макгуайер. Так что сейчас, когда на шлюпке «Ромео» рядом с Бориской находился парусный профессионал, можно было не беспокоиться.
«Но мальчугану об этом знать совсем необязательно…»
Два недисциплинированных немецких товарища уже влезли в свою шлюпку и позировали бородатому земляку-фотографу, дружно и радостно обнимая деревянную мачту. Бадди тоже начал пристраивать большого Кольку в нужный ракурс, составляя из него, из толстенных весел и красно-белого спасательного круга весьма мужественную морскую композицию.
Все было славно, но воняло.
И ровная вода залива была волшебно красива, и долгожданная парусная прогулка тоже, как понял Глеб из общих разговоров, манила многих, но…, действительно, вокруг шлюпок сильно смердело мертвечиной.
Иностранцы недовольно морщились, двое или трое из них пытались с пониманием слабо улыбаться.
Глеб и сам был не в восторге от такой напасти. Да, он знал, что обычно в это время года на мелком берегу залива обсыхали на жаре водоросли, но их запах никогда не был таким мерзким и сильным. Ситуацию прояснил Стивен, в очередной раз забравшийся в прибрежные кусты с расстегнутыми штанами. Так он и вылез оттуда, не заправившись, как следует, в спешке.
— Фу! Там рыба гниет, целая гора!
Посмотреть на внезапную гибель ценных сортов рыб ринулись в заросли несколько азартных фотоаппаратчиков. По узкой полоске песка вдоль камышового берега направился на запах и Глеб.
Тухлые лещи, окуни и перетертые ячейками сетей-«китаек» по жабрам и по головам крупные судаки были разложены ровными рядами на крохотной полянке.
— Опять это варварство! У вас же здесь должна быть экологическая полиция! Нельзя бросать задохнувшуюся и травмированную рыбу в общественных местах!
Первый раз за все время их знакомства О'Салливан кричал! И было ясно, что возбудил его так сильно не противный запах разлагающейся рыбы, а сам факт грубого нарушения закона.
Бадди спешно, словно опасаясь, что капитан Глеб в патриотических целях ринется убирать куда-нибудь и прятать многочисленных дохлых окуней, бегал вокруг и фотографировал на память такое вопиюще-живописное безобразие.
Камеры остальных свидетелей тоже щелкали по-гринписовски обличительно и беспощадно.
— Все, хватит, нанюхались… Пошли скорей на вольный воздух.
«Хорошо, что хоть этот ублюдок нам в шлюпки своей тухлятины не накидал».
Мачты уже были поставлены, ванты обтянуты и закреплены.
С хохотом и с некоторым изумлением члены команд начали размещаться на деревянных сиденьях своих шлюпок. Почувствовав опасность прохладного ветерка, О'Салливан аккуратно вставил себе в уши стандартные ватные тампончики. Несчастный от близости волн Николас все же не преминул поинтересоваться у Глеба:
