— А когда будем кушать?
— Дуй сильней в паруса — так скорей мы сядем обедать на острове.
«Ромео» сбросили с бортов широкие лопасти четырех весел и с их помощью отошли на глубокую воду.
Бориска сидел на руле, Макгуайер рядом с ним разбирался с веревками и командовал поднятием рейка. Они же опередили всех и первыми поставили большой парус. Мгновенно их шлюпка рванулась по ветру, наклонившись на правый борт.
Капитан Глеб сознательно пропустил вперед, не подгоняя своих матросов, шлюпку Яна.
— Ну, ты как?
Парень молча кивнул в ответ. И их разрезной фок тоже достаточно быстро для новичков хлопнул, расправляясь по ветру. И они резво двинулись вперед, одинаково со шлюпкой «Ромео» накренившись направо.
Кому как не Николасу можно было поручить поднятие паруса на «Джин».
Гигант вцепился обеими руками в толстый фал и рывками начал поднимать тяжелый реек наверх, к вершине мачты.
— Ой!
Бадди изумился не великой силой голландца, а тем, что было нарисовано на расправившемся в полную ширь полотнище их паруса.
Изображение было знакомое, но, все-таки, по манере исполнения неряшливое и глупое.
На белом, с желтизной, просторном парусе кто-то неумный, не особо утруждая себя деталями, намалевал плоской кистью раскрытую окровавленную ладонь. Рисовали недавно, красная краска еще окончательно не засохла и поэтому, вдобавок ко всему, пачкала их руки и шкоты.
Заметив жуткий рисунок, и криками встречая очередное неожиданное приключение, еще не совсем ушедшие в даль «Ромео» и «Виски» начали восхищенно радоваться. На их же шлюпке все молчали, тревожно и выжидательно наблюдая за поведением капитана Глеба.
В сценарии такого пункта не было.
Глеб не спешил оценивать сюрприз. В том обществе, где он вращался, паруса пачкать было не принято, даже для забавы. Особенно бы не одобрили его знакомые гигантскую букву «К», издевательски накрашенную в центре неприятной, кроваво-красной контурной ладони.
— Что будем делать?
— Не прикасаться к шедевру! Беречь от краски ваши носы и затылки! Вперед! Джин крепкий напиток — мы не должны сегодня проиграть!
Размахивая своим спасательным жилетом, Глеб Никитин привлек внимание Бориски и Яна. Почти одновременно они втроем бросили одинаковые оранжевые штуковины в воду.
— Поехали!
Теперь на правых бортах упруго лежали уже все три шлюпки.
Волна под прочным деревянным, окованным железной полосой килем «Джин» зашипела. Перестал хихикать Бадди, сузил круглые внимательные глаза итальянец Хулио и, безуспешно оберегая личный рюкзак от брызг, вцепился побелевшими руками в спасательный круг перед собой бременский Крейцер.
— Николас! Перебирайся на левый борт, высовывайся к воде как можно дальше!
— Слушаюсь, командор!
Но так же хитро загнали своих толстяков на откренивание и Ян, и Макгуайер. Шлюпки мчались по блестящей мелкой ряби залива с одинаковой скоростью. Отыгрываться, а уж тем более выигрывать у конкурентов можно было только в лавировке и на поворотах.
— Ну что, почему все так трагически притихли?
Капитан Глеб улыбнулся своим «джинарям».
— Давайте-ка, я вас сфотографирую в экстремальной обстановке. Господин Мерфи, кинь мне, пожалуйста, мой рюкзак, только ласково — там камера.
Экипаж начал выдавливать из себя улыбки. Определить, кто испугался внезапного сильного крена, свиста ветра в снастях и ударов волн в борт, можно было со стопроцентной уверенностью. Все! Вернее, почти все.
Физиономия Николаса рассматривалась трудно, гораздо трудней, чем его ягодицы, ибо, вцепившись руками в ванты, всем остальным могучим телом голландец вывалился за борт, удерживая шлюпку от опрокидывания. Лицо его было в пене и брызгах. Сам же удалец при этом страшно хохотал и иногда ругался.
— Мерфи, набей немного кливер! Подтяни вон ту веревку, говорю! Да, да, правильно! Посильнее, не жалей своих нежных пальчиков! Э-э, нет! Не завязывай ее ни в коем случае на борту намертво! Держи в руках, если не хочешь искупаться!
Первый же длинный галс показал, что Глеб был все-таки опытней коллег-рулевых. Курс от берега он выбрал правильно и к стратегическому повороту «Джин» подошла на пять корпусов впереди Бориски и его компании.
На траверзе уже такого близкого и вкусного острова Глеб начал готовить своих к очередному правильному маневру.
— Без паники. Сейчас будем делать поворот фордевинд. Это не очень смертельно, но выполнять все мои команды нужно будет по возможности правильно. Кто зазевается, того я лишу десерта… Все готовы?
Мысль о близкой еде придала Кольке невиданного мужества. Морская болезнь покинула голландца навсегда — он даже и не намеревался пачкать прозрачную волну за бортом содержанием своего желудка. Упрям был также и Мерфи, свиреп, не по годам, бременский Крейцер. Лидерство в лихой гонке завело парней не на шутку.
— К повороту, поворот через фордевинд!
Капитан Глеб переложил тяжелую лопасть деревянного руля в сторону подветренного борта. Вода страшно заурчала в белопенной воронке за кормой. Шлюпка выпрямилась, временно бесполезный Николас, отдуваясь, вылез из пучины и шлепнулся внутрь, на середину сухого днища, под самую мачту.
— Вставай, богатырь земли голландской! Не время сейчас бока пролеживать! Прижми большой парус к мачте! Обними ее! Сильней, всем телом! Та-ак! Теперь можешь парус потихоньку отпускать…
Грохот волн под скулами шлюпки внезапно стих. Стало плавным, еле слышным, после рева предыдущего ветра, шуршание мелких волн под килем.
Изумленные моряки затихли, наконец-то в спокойствии рассмотрев всю чудесную ширь просторного залива.
— Не расслабляться! Сейчас будем ставить «бабочку»!
Поймав весь ветер в корму, капитан Глеб Никитин сознательно начал проигрывать соперникам в скорости, но уж очень ему хотелось дать передышку своим соратникам.
— А «бабочку» мы будем ставить так…
Крыло переднего паруса они вынесли на отпорном крюке на левый борт, а все полотнище большого фока отдали попутному ветру, который наполнил ненапряженную парусину ленивым пузырем по правому борту.
Стало действительно очень тихо и их лица начало припекать сильным еще, дневным солнцем.
— Кто-то из присутствующих хотел курить? Я не ошибся?
Широкой улыбкой Мерфи подтвердил, что капитан Глеб опять прав.
Работать приходилось теперь только Глебу, частыми размахами руля он сдерживал шлюпку от уваливания.
Крейцер тоже повеселел, вытащил из непромокаемого пакета свой фотоаппарат. Мерфи принялся что-то нашептывать на ушко неунывающему, пухлому профессору.
