Кроме всего прочего бельгиец в этот момент был и убедителен.
Пришлось ответить щедро и улыбчиво.
— Конечно, ты это отлично придумал, приятель! Оплата расходов за транспорт будет, как мы с тобой и говорили, я все помню, не сомневайся!
Тиади начал было в удивлении открывать рот, но Глеб совсем по-свойски хлопнул его по плечу.
— Только не опаздывай! Гусь один, а нас, голодных парней, здесь много! Можешь не успеть, не попробовать!
Бельгиец засуетился, кусая пухлые губы.
— Я быстро, быстро… не сомневайся, я ненадолго…
Даже не заглянув в свою палатку, Тиади быстрым шагом и низко наклоняя голову, скрылся за поворотом раскисшей от дождя лесной дороги…
Глеб Никитин достал из внутреннего кармана куртки телефон.
— Вы где? Все нормально, приезжайте. Нет, УАЗики мне уже здесь не нужны, только «техничка»… Жду. Вали все на меня, мол, неправильный приказ был… да, все, как и договаривались… Да, еще! Связи все это время не было, только сейчас восстановили, понял? К бане подъедем попозже, да, обстоятельства…
Глина действительно была хорошая. И Ян подошел с листьями вовремя.
Глеб колдовал у костра с удовольствием.
Очищенного и чисто выпотрошенного гусака он тщательно, переворачивая на брезенте, обертывал широкими листьями хмеля и тут же, не давая зелени упасть с обширных боков, залеплял шершавую зелень пластинами глины. И с другого бока так же, и со спины, потом прижал длинную гусиную шею к распоротому брюху, тоже шлепнул на нее щедро глины поверх разлапистого листа. По очереди подогнул к не совсем замурованному телу уже аппетитные окорочка и последним решительным движением превратил покойника в большой глиняный шар.
— Николас, подсоби.
В четыре руки они с голландцем опустили тяжеленное грязно-мокрое произведение в заранее приготовленную ямку с углями. Капитан Глеб сам засыпал ее и разровнял над горячей могилой землю.
— Теперь в обратном порядке — перекидывайте весь костер на это место. Следи за огнем. И за Колькой — чтобы не сожрал раньше времени вашу птицу.
Отряхнув с рук подсохшую глину, Глеб подмигнул профессору.
— Солить будем потом. Бориска знает, где соль лежит, в нашей палатке.
Глуша аппетит работой, большой голландский человек начал ожесточенно рубить топором наваленные у костра разнокалиберные коряги.
Бадди, немцы, оба шведа, даже заспанный Макгуайер, выползший на свет из палатки, дружно подбрасывали приготовленные дрова в костер.
Все было хорошо и правильно…
Тучи, как он и предполагал, плавно уходили в нужную сторону от солнечного еще горизонта, и на поляне оттого стало заметно светлее. Все шло по графику, они должны были сегодня успеть все, что было намечено. А он, Глеб Никитин, обязан был успеть то, что загадал на этот день лично для себя…
Мужской визг в два голоса — редкое явление.
Ирландский ботаник Стивен орал тонко, но от испуга, а лесоруб Колька — от боли и непонятной обиды.
В кирзовом носке правого Колькиного ботинка торчал, чуть отклонившись от вертикали и нервно подрагивая, топор. Тот самый, которым голодный богатырь так страстно приближал момент долгожданного ужина.
Стивен Дьюар заткнулся первым.
Воздуха в нем было значительно меньше.
Голландец истерически гудел еще несколько секунд, потом, плавно закатив глазки, Николас пошатнулся, повел в стороны слабыми руками, сделал «ах!» и брякнулся в глубоком обмороке навзничь на спину. Жестокий топор, естественно, при этом выпал из его организма.
Декорации были те же, но ролями актеры поменялись. Всего полчаса назад, когда весь коллектив на поляне веселился, капитан Глеб был грустен и задумчив, а вот в эти славные минуты он был единственным, кто в порыве искреннего хохота валялся по мокрой траве. Остолбенело молчали вокруг него и рядом с изувеченным Николасом остальные путешественники.
На душе было легко и прозрачно. Он ведь знал, что и как из важных дел он будет делать сегодня, а это… цирк, шапито!
Глеб Никитин отсмеялся, всхлипывая, протер глаза. Упруго вскочил на ноги.
— Без паники. У него на ремне фляжка — там должно еще остаться немного волшебного лекарства. Дай, я волью ему в глотку пару глотков этого бальзама…
Не открывая глаз, Николас поперхнулся и в кашле выдул из себя целое облако блестящих капелек, почему-то страшно воняющих коньяком. Затем все-таки посмотрел на жестокий мир и, отводя взор от своей практически отрубленной ноги, жалко попросил:
— Не ругай меня, Глеб…
— Не буду. Эй, гутен морген, Карл Иванович! Присаживайся, хватит валяться, промокнешь, соплями ведь завтра весь изойдешь.
Сноровисто Глеб подсунул под зад голландцу мятый брезент, на котором только что упаковывал в глину гуся. Поручив О'Салливану придерживать раненого за плечи, стянул с его ноги пробитый грубый башмак.
— Царапина в полдюйма.
С официальными разъяснениями выступил младший командир.
— Ботинки-то военные, не гнутся, вот и не отрубил он себе ничего до конца-то.
Бойцы одобрительно и облегченно зароптали.
Впервые за все время их общения Николас не верил Глебу. Он знал, что добрый начальник его утешает и хочет сэкономить на причитающихся в таких случаях костылях.
— Встать на одну ногу сможешь? Вставай, не притворяйся! Макгуайер, научи его, как нужно обрабатывать раны в походных условиях. Да не так, что ты!
Возмущенным жестом Глеб остановил принявшегося было расстегивать собственные штаны Макгуайера.
— Покажи ему! Просто покажи как, а дальше, я думаю, наш железный дровосек сам справится. Главный-то механизм он сам себе не рубанул… Держи его, О'Салливан, на всякий случай, я пошел, поищу подорожник.
Со стороны раненый богатырь и группа его поддержки выглядели гораздо забавней.
Глебу потребовалось всего несколько минут, чтобы на лесной тропе нарвать пригоршню молодой зелени.
Одним листом он протер кровь с крохотной голландской раны, потом приложил к ней еще несколько подорожников.
— Погоди, не трепыхайся.
Придерживая Николаса, Глеб развязал свой высокий ботинок и, стянув с собственной ноги носок, ловко натянул его на раненую лапу бледного голландца.
— Чтобы все было в комплекте… А теперь вы, добрые и уважаемые члены немецкой диаспоры, отнесите богатыря в лазарет. Да, да, все шестеро. Чтобы не надорваться. Впрочем, стой! Я должен это сфотографировать. Пригодится для самоучителя юного лесоруба.
До сих пор не расставшийся с железной зеленой каской на голове Стивен Дьюар прыснул.
— Молчи, неучтивый!
