На этот раз Глеб Никитин был готов гораздо лучше.
Свистнула в темноте кованая пряжка его походного ремня и Костян Серяков, ойкнув и внезапно охромев, упал перед ним на колени.
— Это тебе за пустые угрозы.
Теперь уже выбирал не Глеб.
Костян тоже не хотел умирать в темном осеннем лесу. Он зарычал от боли и снова, припадая на рассеченную ногу и выставив перед собой нож, бросился вперед.
Еще раз Глеб точно и сильно взмахнул ремнем. Противник заорал, прижимая к груди повисшую, с растопыренными пальцами, руку. Его нож выпал вниз, на одежду Яна.
— За тухлую рыбу. Мне было невкусно.
Глеб прыгнул и ударил Костяна ногой в бедро.
Пытаясь удержаться, тот судорожно сделал два шага назад, ухватился за тонкие и скользкие ветки бузины, но это ему не очень помогло. Костян рухнул на землю.
Бить руками и ногами лежачего — неприлично, но наказывать урода даже в такой позе — полезно, прежде всего, для него самого.
А еще Глеб очень хотел его убить.
Удары смертельного ремня сыпались на голову, на плечи, на пальцы скулящего Костяна, который все-таки пытался защищаться.
— Это ты получаешь за глупую стрельбу в завале. Держи!
— Это — за подставу маленького Бориски с патронами!
При каждом шмякающем звуке Костик уже только повизгивал, извиваясь и безнадежно стремясь куда-нибудь спрятаться. Мокрая кожа его штанов по-змеиному неприятно поблескивала…
Понимая, что пора уже остановиться, капитан Глеб Никитин приготовил свой самый жестокий удар и размахнулся со всего плеча.
— А это тебе, сволочь, за Никифорыча!
Отняв руки от лица, Костян из последних сил заорал, кривя окровавленный рот.
— Это не я! Я его не убивал! Честно, не убивал!
— Вот теперь можно спокойно побеседовать.
Чувствуя, что и сам ослаб предостаточно, Глеб навалился на Костяна всем телом и придушил того кривой сосновой веткой.
— Говори. Что тебе сделал боцман? За что ты его? За что проломил голову Яну?
Рыбак Костик хрипел, таращил глаза и очень хотел освободиться.
Глеб слегка разжал хватку.
— Яна… же не… я. Боц… боц-мана тоже не… я.
Кашель, сопли и слезы душили кожаного парня.
— Это же ты…, сам… Яна здесь грохнул! Ты же его дубиной сам здесь добивал! Я все видел!
Глеб встал, выпрямился.
«А ведь, действительно, этот хвостатый за мной сюда прибежал, с развилки, не мог же он так быстро от Яна умчаться и снова вернуться… Я бы его точно тогда заметил… И в кустах ему незачем было прятаться посреди ночного леса — меня он тоже не мог слышать…».
— Тогда почему ты здесь?!
— Мне Тиади… он мне сказал… чтобы я, чтобы… Он же встречу назначил мне здесь! Сказал, чтобы я его обязательно здесь дождался! Он денег мне сегодня должен был дать… За все, как договаривались…
— Какие деньги?
Почувствовав, что сегодня обязательно останется в живых, Костян привстал, сел прямо на песчаную тропинку и принялся подолом рубахи вытирать лицо.
— Он еще в самом начале, на второй, кажется, день, когда вы с ним погавкались, обещал мне заплатить, если я тебя напугаю, и ты уберешься с маршрута. Мешался ты чего-то ему, не разрешал никуда ездить…
— Ты стрелял в меня в лесу?
— Да-а. Поверху…
— Капкан твой тогда был?
— Мой.
На это раз голос Костика прозвучал глуше — он пальцами доставал изо рта осколки зубов.
— А котенка-то зачем?!
— С кошкой это Тиади все придумал, сам ее и прирезал в поселке на огородах. Потом мне отдал.
Глеб Никитин тоже присел, наклонившись к самому лицу рыбного старшины.
— Колеса бельгийцу ты днем пропорол?
— Не-ет! Что ты! Я сегодня точно из дома никуда не вылезал! Честно! Говорю же — ждал звонка от него про встречу, а позвонил он мне только что, минут сорок назад! Вот я и прибежал, а тут ты…
«Вот так умненький Тиади по какой-то причине захотел подставить Костяна. Назначил ему встречу именно у того места, где планировал немного подраться с маленьким разозленным Яником. Зачем? И почему?»
— Знаешь, мне тут как-то по старой дружбе Тиади сказал, что ты при всех грозился убить Яна из-за своей сестры. Это правда?
— Вот ведь скотина немецкая! Не так же все было! Ян до него тоже со Светкой путался, ну, я, вроде как брат, и сказанул ему в баре, что прибью за сеструху, ежели обидит ее, ну, типа, как в кино это показывают… И все! Ян тогда даже и не обиделся на меня, посмеялся только. А этот, рожа буржуйская, накапал!..
— Знаешь, где он сейчас?
— Нет!
— Тогда получается, что он тебя сильно, очень сильно не любит. И не денег он тебе на этом самом месте хотел отвалить ошеломляющее количество…
— А чего?
Капитан Глеб ткнул пальцем себе за плечо, в темноту тропинки, где лежал Ян.
— Утром здесь нашли бы тело и твои следы, ведь ты в предчувствии большого гонорара волновался бы, много курил около развилки, ходить пришлось бы взад-вперед в ожидании… И совершенно необязательно, что тебе удалось заметить лежащего рядом, в темноте, Яна.
— А-а-а!!!
Все-таки он был жилист, этот рыбный старшина, и поразительно живуч.
Вскочив на ноги с удивительной ловкостью и, меряя тропинку широкими прыжками, Костян мгновенно скрылся за едва различимым лесным поворотом.
«И это правильно…»
Отряхнув свою майку, капитан Глеб туго и аккуратно обвязал ей голову Яна. Тот только постанывал, но глаза при этом не открывал и ничего разумного не говорил.
С ношей осторожный шаг был не тот, напряженных минут двадцать Глеб двигался по тропинке, размеренно и тяжело дыша. Парень был хоть и высок ростом, но худощав и поэтому не очень увесист. На пути до лесниковского порога Глеб ни разу не остановился, лишь изредка поправлял на своих плечах беспомощное тело.
— Чего там у тебя работает? Рация или телефон? Вызывай «скорую».
Лесник охнул и наклонился вниз, осторожно рассматривая залитое кровью лицо Яна.
Уже в халате и с распущенными волосами Люся заголосила, но тоже быстро стихла под серьезным мужниным взглядом.
— Тащи бинты. Я в баню, за горячей водой.
На выходе из комнаты, в коридоре, лесник придержал капитана Глеба за плечо.
— Это кто же его так? За что?!
— Не знаю, но нашего паренька вот этой штукой в лесу оприходовали…
В электрическом свете слабой лампочки над дверью ровно опиленный кусок сосновой жерди выглядел совсем безобидным, разве что немного запачканным.
