— Я намерен обратиться к собранию членов клуба «Трисмегист», — с едва различимым поклоном произнес вошедший. Никто не ответил — потому, может статься, что означенного обращения так и не последовало, или же просто потому, что он, похоже, и не ожидал ответа. Ветер завывал у него за спиной, взметая истрепанные полы пальто.
— Входи, дружок, — после долгой паузы пригласил капитан. — Налей себе стаканчик бренди да изложи свое дело. Видишь ли, это частный клуб, и никто, находясь в здравом уме, не пожелает вступить в него, если ты улавливаешь намек. Мы тут все бездельничаем и, можно сказать, не испытываем нужды в лишних руках для починки парусов.
Слова капитана совершенно не тронули пришельца. Он представился Уиллисом Пьюлом, знакомым Дороти Кибл. Глаза Джека Оулсби сузились: он был уверен в лживости такого объяснения. Мало того что ему были известны все друзья девушки, но еще и казалось, что Дороти не стала бы водить знакомство с подобным типом.
И все же оспорить заявление Пьюла он не спешил, не желая оскорбить дух гостеприимства — в конце концов, лавка принадлежала капитану, — хотя Пьюл самим своим появлением бросал вызов присутствующим.
Все еще держа руку за отворотом сюртука, Годелл обратился к Пьюлу, даже не тронувшему предложенный капитаном стакан.
— И кто же мы, по-вашему? — осведомился он.
Вопрос явно обескуражил Пьюла.
— Клуб… — промямлил он, уставившись на Годелла, и поспешил отвести взгляд. — Исследовательское общество. Я изучаю алхимию и френологию, читал кое-что о работах Себастьяна Оулсби. Крайне интересная тема.
Эту нервную тираду Пьюл произнес, к своему неудовольствию, дрожащим, тонким голоском. Джек был оскорблен уже дважды: первый раз упоминанием Дороти, а теперь еще и именем отца в этих лживых устах. Придется ему вышвырнуть Пьюла на улицу…
Впрочем, Годелл опередил молодого человека, описав свободной рукой широкую дугу и поблагодарив Пьюла за проявленный интерес. Клуб «Трисмегист», объяснил он, посвятил себя биологии — вернее, лепидоптерии, изучению чешуекрылых. Они заняты составлением определителя мотыльков Уэльса, и их дискуссии едва ли принесут пользу студенту-алхимику. И уж тем более френологу — хотя, по личному суждению Годелла, это во всех отношениях достойная дисциплина. Им всем ужасно жаль. Капитан вторил Годеллу вежливым сожалением, а Хасбро, ведомый интуицией, приподнялся и, отвесив грациозный поклон, проводил гостя до дверей.
После выдворения Пьюла в лавке повисло молчание. Годелл порывисто встал, сдернул с крюка плащ и выбежал наружу.
Сент-Ив был изумлен тем, как быстро и искусно Годелл выставил Пьюла, который, допустим, явно не был человеком их круга, но мог иметь и всецело добрые побуждения. В конце концов, он не принес бы большого вреда похвалой в адрес Оулсби, хотя эксперименты последнего далеко не всегда заслуживали восторгов.
И то правда, даже по зрелом размышлении Сент-Ив не мог определить, какая именно часть работ Оулсби могла так восхитить Пьюла. Это так и осталось загадкой для всех. Очевидно, никто из присутствующих никогда не встречал этого человека.
Кракен высунул голову из кладовой, и капитан Пауэрс жестом пригласил его присоединиться к остальным. Годелл и Пьюл были на время забыты; в ответ на просьбу капитана, Кракен изложил историю о месяцах своей работы на Келсо Дрейка, миллионера, расцвечивая ее пересказами читанного по вопросам науки и метафизики, в глубины которых он имел обыкновение погружаться на ежедневной основе. То, что было ему явлено, он может заверить собравшихся, способно поразить их всех. А вот Келсо Дрейк… ничто в Келсо Дрейке не поражало Билла Кракена. Нет, сэр, Кракен ни минуты не стал бы терпеть людей, подобных Келсо Дрейку, несмотря даже на все их сказочные богатства.
Кракен хлебнул скотча, и лицо его медленно побагровело.
Келсо Дрейк вышвырнул его, пригрозив трепкой. Еще посмотрим, кто кого. Дрейк жалкий трус, он сутенер и жулик. Да пусть Дрейк творит, что заблагорассудится, ему же хуже. Кракен ему еще покажет.
Нет ли у Кракена новостей о машине, осторожно поинтересовался Сент-Ив. Не то чтобы, был ответ, она теперь в Вест-Энде, в одном из нескольких Дрейковых борделей. Сент-Иву это ведомо? Ведомо, но знает ли Кракен, в каком именно борделе? Кракену это не известно. Ноги Кракена не будет в тех борделях. Никаким стенам не удержать вместе их обоих, его и Дрейка. Стены разлетятся во все стороны, и тогда мелкие кусочки Дрейка смертоносным дождем осыпятся на Лондон.
Сент-Ив кивнул. Нет, вечер не принесет новых сведений об инопланетном корабле, ему следовало бы это предвидеть. Кракен тем временем пустился в пространные рассуждения, интересные только ему самому: его внезапно прорвало путаной лекцией об обратном вращении оспицованного колеса, и так же резко он прервал ее, вдруг обратившись к Киблу:
— Билли Динер! — выдохнул он.
— Что? — переспросил захваченный врасплох Кибл.
— Билли Динер, говорю же. Тот малый, что вломился в ваше окно.
— Ты его знаешь? — изумился Кибл. Капитан Пауэрс выпрямился в кресле, прекратив барабанить пальцами по прилавку.
— «Знаешь его»! — пошатнувшись, вскричал Кракен, но развить эту тему не озаботился. — Это Билли Динер, и никто другой, говорю вам. Никто в здравом рассудке и на милю не захочет подойти к этому ловкачу. Работает на Дрейка. Я тоже как-то этим промышлял, но больше ни-ни. Только не на таких, как он!
С этими словами Кракен снова потянулся к бутылке виски.
— Человеку надобно выпить, — объявил он, имея в виду, как посчитал Сент-Ив, человечество вообще и намереваясь восстановить справедливость в отношении всех тех, кто не имел сейчас возможности удовлетворить эту конкретную потребность. После чего Кракен весьма быстро обмяк в кресле и так громко захрапел, что по распоряжению капитана Джек Оулсби и Хасбро перенесли его в кладовую, где устроили на кровати, а по возвращении плотно затворили за собою дверь.
— Билли Динер, — обратился Сент-Ив к Киблу. — Это имя вам знакомо?
— Впервые слышу. Но за взломом стоит Дрейк, теперь это ясно. Годелл был прав.
Эта мысль, кажется, повергла Кибла в уныние, словно бы он предпочел, чтобы взлом организовал кто угодно, лишь бы не Дрейк. Обычный вор-чердачник был для него куда предпочтительнее. Кибл разлил по стаканам остатки виски и со стуком вернул опустевшую бутылку на поднос в тот самый миг, когда Теофил Годелл проскользнул в дверь из ночного мрака и с осторожностью прикрыл ее за собой.
— Прошу простить мое исчезновение, — тут же объявил он. — Едва ли подобное поведение может считаться позволительным для джентльмена, коим я искренне надеюсь оставаться в ваших глазах.
Капитан лишь отмахнулся, Хасбро с упреком поцокал языком.
Годелл же продолжал:
— Я поспешил выдворить мистера Пьюла вон лишь потому, что знаю его, о чем он сам, я уверен, даже не догадывается. Могу вас уверить, этот человек не желает нам добра. Позавчера я видел его в компании вашего Нарбондо, — тут Годелл кивнул удивленному капитану. — Мне показалось, этих двоих объединяет далеко не шапочное знакомство, и пускай мы могли бы подыграть Пьюлу немного и постараться понять, из какого теста он слеплен, я посчитал такой вариант чересчур рискованным: сложившаяся ситуация представляется мне довольно серьезной. Но простите, если я проявил излишнюю торопливость. Спешка была неуместна, но я вознамерился сразу же подтвердить свои опасения и последовал за Пьюлом до Хеймаркет-стрит, где тот встретился с нашим горбуном. Вдвоем они сели в кэб, а я вернулся сюда, стараясь соблюдать приличия и не срываться на бег.
