— Я отправляюсь с ними, — заявил Джек.
— Нет, ты идешь со мной! — рявкнул на него капитан, дымя трубкой, как заправский паровоз.
— Но ведь… — начал Джек.
— Довольно! Будешь исполнять мои приказы, не то останешься дома отскребать склизь с башмаков Кракена! Вы с Нелл, как я и хотел распорядиться, затаитесь с фургоном возле Уордор-стрит. Нам придется удирать, едва только профессор и Кибл выйдут из дома с девочкой. Тогда-то ты и покажешь себя, парень. Умеешь обращаться с пистолетом?
Джек молча кивнул.
— Одно замечание, — вмешался Сент-Ив. Он еще немного подумал, и лицо его просветлело, а глаза воссияли. — Если я не выйду оттуда… через дверь то есть… поищите меня в небе. Как только Дороти окажется спасена, я намереваюсь отобрать у Дрейка межзвездный корабль. И в таком случае будьте готовы отправиться в Хампстед-Хит без меня.
Капитан развел руками. В конце концов, это дело Сент-Ива. Спору нет, случая вернуться за кораблем может не представиться, и тем более — после стычки, которая со всею вероятностью произойдет этим вечером.
— И отправимся, дружище, даже не сомневайтесь. Я намерен оказаться поблизости, когда Бердлип ляжет в дрейф. Все долгие годы я почитал себя хранителем изумруда, если вам это о чем-то говорит, — и неважно, лежал ли он в моем рундуке или мотался по небу на борту дирижабля. Да, сэр: корабль берите на себя, а я возьму курс на Хампстед, едва только увижу черные кудри нашей девочки.
Сент-Ив выразил кивком свое согласие.
— А вы двое… — продолжал капитан, поворачиваясь сперва к Хасбро, а затем и к Кракену. — Вам, салаги, поручено скрутить того доктора, как мы уже условились.
Хмыкнув, Кракен потер ладони.
— Это можно, — сказал он.
Хасбро проявил чуть больше красноречия:
— Поскольку его присные, — манерно произнес хорошо вышколенный слуга, — разнесли в пух и прах усадьбу и попортили внешность бедняге Кеплеру, ничто не доставит мне такого удовольствия, как обмен парою слов с добрым доктором… Вероятно, парою весьма крепких слов.
— Точно! — вскричал Кракен, подскакивая от возбуждения и крутя кулаками перед носом у воображаемого противника, но потом вспомнил, что на нем нет штанов, и поспешно шлепнулся в кресло. — Крепче не бывает, — мечтательно добавил он.
— Так держать, — одобрил капитан. — И не сдерживайтесь.
— Только не мы, сэр, — отвесил поклон Хасбро. — Верно ли я понял, что затем нам с мистером Кракеном предстоит рандеву с остальными на зеленых лугах Хампстеда?
Капитан решительно кивнул.
— В общих чертах так. И помните, нам нужен дирижабль! Это вам не торжественный прием. Первый, кто войдет, хватает ящик. Не стесняясь и не дожидаясь отставших. Бог знает, кто из нас прибудет туда первым.
— Ну это точно буду не я, — отрезала Уинифред Кибл, хмуро глядя на капитана. — Мне, значит, дома прикажете оставаться? Так вот, не дождетесь, сэр! Зарубите себе на носу, я иду за Дороти.
— Как вам будет угодно, мэм, — кротко ответствовал капитан. — Когда поднимается ветер, лишних рук на судне не бывает.
— Что до меня, джентльмены, — веско проговорил Годелл, поднимаясь на ноги и беря свою трость, — то я отправляюсь повидать нашего святошу. Если не ошибаюсь, у проповедника остался один из интересующих нас ящиков. Напомните, который из них?
Сент-Ив оглянулся на Хасбро, ища поддержки.
— Скорее всего, это ваш воздушный прибор, сэр, если я верно помню. Тот ящик, с которым Пьюл спрыгнул с поезда. Два других ящика вы найдете у Дрейка, сэр, если позволите учтиво вам напомнить: человечек обитает в одном, заводной аллигатор — в другом, и оба представляют некоторую ценность.
— Так и есть, — подтвердил Сент-Ив, горя желанием приступить к исполнению задуманного. — В таком случае, что нас задерживает?
Капитан выколотил пепел в стеклянную пепельницу. Продул трубку, сунул в карман сюртука и встал.
— Да ничто на свете, — ответил он.
XVII
БЕГСТВО НАРБОНДО
Рассудок почти оставил Уиллиса Пьюла. Просто одно за другим, и все так бесит! Взять хотя бы недавнюю сцену у Дрейка… Он быстро шагал по переулкам и задворкам, держась подальше от глаз лондонцев и при каждом неловком шаге гримасничая от боли: распаленное химической ванной лицо отчаянно зудело под липким пластырем. Сохранялась вероятность, что экспериментальная смесь просто взорвется, оставит от его головы мокрое место. Да будет так. Пьюл расплылся в ухмылке, вообразив, как он решительно врывается в собрание своих врагов и его голова детонирует прямо посреди обращенной к ним изысканной речи. В общем и целом эффект был бы потрясающий. Он расхохотался вслух. Значит, чувство юмора его не покинуло? Это знак — знак, что он одержит верх. «Я — тот человек, что способен сохранять ясную голову, — подумалось Пьюлу, — тогда как все прочие… Нет, головы-то сохранить и не получится». Он хихикал под своими повязками, представляя себе эту картину, и никак не мог остановиться. Вскоре он уже стонал от смеха, будто в пьяном исступлении шатаясь из стороны в сторону и своим сумасшедшим хохотом заставляя случайных прохожих бросаться к ближайшим подворотням в поисках убежища.
Однако целая миля криков и хохота вымотала его; Пьюл погрузился в глубокое отчаяние, и редкие смешки его стали перемежаться всхлипами, когда, утомленный, бездомный и изъеденный жестокими химикатами, он ввалился наконец в темный паб, куда и добирался так долго.
За длинными столами здесь пили несколько понурых посетителей, чьи бегающие глаза давали понять: каждый из них готов вскочить и сбежать при малейшем поводе. Внешность Пьюла оказалась достаточно вызывающей, чтобы трое из пьющих отставили в сторону кружки и начали подниматься со скамей, но видя, что он направляется к занавешенному проходу в комнату позади стойки, опустились на свои места и попросту с неприязнью уставились ему вслед.
В это время в отворенную дверь паба просунулась голова мальчишки-газетчика, который сбивчиво, но довольно громко огласил ужасные новости, усеявшие передовицы «Таймс» и «Морнинг Геральд».
— Трупы! — вопил он. — Выверсекция в Сохо!
Пьюл проскользнул за занавеску, мрачно размышляя о трупах и вивисекции. Если уважаемая публика интересуется трупами, тогда, богом клянусь, будут ей трупы. Он спустился по крутым широким ступеням в полуподвальную мастерскую, освещенную только солнцем, проникавшим сюда сквозь щели вентиляционных окошек по периметру потолка.
Огромный бородач, вылитый норвежец-берсерк, колотил молотом по чему-то, весьма напоминавшему колбасную шкурку, выполненную в железе. На лавках вокруг молотобойца были во множестве разложены разобранные часы; лицо его выражало стойкое отвращение и исполненное цинизма презрение к этому бренному миру, по каковому выражению в бородаче легко было угадать революционера по духу, предпочитавшего любой идеологии практику подрывного дела. Мастерил он как раз то, в чем нуждался Пьюл, — динамитную бомбу сферической конструкции с чугунной оболочкой и коротким фитилем. Продавцы подобных изделий называли такие по способу применения: «кати-и-беги».
