Нельзя, конечно, не вспомнить, что затем, с июня 1955 года, в разведке началась «эпоха Сахаровского» — когда Службой до июля 1971 года руководил генерал-полковник Александр Михайлович Сахаровский, бывший на два года моложе Фитина. Ветераны и историки разведки говорят, что по своему значению Павел Фитин и Александр Сахаровский вполне сравнимы, потому как каждый из них сделал для Службы очень и очень много... Но мы вновь возвращаемся к нашему герою.
Итак, 15 июня 1946 года Павел Фитин был освобождён от должности и полгода пребывал в распоряжении отдела кадров Министерства госбезопасности. В декабре 1946 года его отправили заместителем уполномоченного МГБ в советской зоне оккупации Германии, но там он пробыл недолго, и в феврале 1947 года был назначен заместителем начальника Управления МГБ Свердловской области.
Говорить о новых служебных обязанностях Павла Михайловича достаточно сложно, потому как при внимательном рассмотрении можно понять, что выбор нового места его службы определялся совсем не тыком наугад начальственного пальца и отнюдь не мстительным желанием заслать куда-нибудь подальше отстранённого руководителя разведки. Тому в подтверждение повторим ранее процитированную фразу из воспоминаний Павла Михайловича:
«В послевоенные годы мне на протяжении почти пяти лет пришлось заниматься вопросами, связанными со специальным производством и пуском урановых заводов...»
[495]
Сейчас ведь хорошо известно, что в Рудных горах Саксонии, в восточной части Германии, буквально сразу после войны был создан гигантский горнодобывающий и горнообогатительный комбинат, на котором получали урановую руду, необходимую для атомных бомб. Работа это проводилась под прикрытием советского государственного акционерного общества «Висмут»...
О том, чем является для нашей оборонной промышленности Урал, мы и уточнять не станем. Так что, определённо, совсем не случайно оказался в этих местах генерал, работавший по «атомному проекту». Теперь его задачей было надёжно защитить наши разработки от любопытства своих бывших коллег — заокеанских и заморских. А так как ядерный взрыв 29 августа 1949 года оказался для американцев гораздо большей неожиданностью, нежели для нас ядерный взрыв 16 июля 1945 года, то можно понять, что ему это в полной мере удалось.
Так что считать это назначение всего лишь более-менее «почётной ссылкой» нельзя. Это была служба на участке, порученном, как тогда говорилось, «партией и Родиной».
...Нам повезло, что в городе Екатеринбурге удалось встретиться с несколькими сотрудниками госбезопасности, которые помнят Павла Михайловича и могут о нём рассказать. Не расшифровывая этих людей, мы перескажем их воспоминания.
Прежде всего надо отметить, что Павел Михайлович Фитин действительно не чувствовал себя каким-то незаслуженно обиженным человеком и никак не показывал каких-то собственных обид. Ведь есть же такие люди, что, виноват — не виноват, но даст понять, а то и скажет всем и каждому, мол, кем и где я был раньше — а теперь вынужден прозябать среди вот таких, как вы. Нет, Фитин с полнейшей ответственностью относился к порученному ему делу и был именно на своём месте и совершенно не вспоминал о прошлом. А потому и коллектив сразу и без сомнений, без опасений — мол, «столичная штучка», чего от него ещё ждать? — принял нового начальника. Сотрудники почувствовали: пришёл, во-первых, высококлассный профессионал и, во-вторых, что не менее важно, достойный, очень порядочный человек.
Недаром же в те самые времена ему была дана такая характеристика — в известном нам наградном листе:
«За время работы в органах НКВД-МГБ приобрёл опыт в оперативно-агентурной работе. Умело руководит подчинёнными работниками и пользуется у них авторитетом. Участвует в партийно-общественной жизни коллектива»
[496].
Начальник, как вспоминают сотрудники, он был требовательный и строгий, при этом — справедливый, а по-человечески очень добрый и общительный. Но к тем, кто не держал своего слова, не выполнял своих задач, ничего об этом не говоря, считая, что, мол, пройдёт время, забудут, он был жёстким, и отношение к таким людям было у него сугубо принципиальное. При этом сам Павел Михайлович был очень организованным человеком: что намечено, то обязательно сделает, даже если никому ничего не обещал. Была у него ещё и такая черта: если он даже случайно услышит, что человеку нужна какая-то помощь, то сделает всё, что может. Не говоря ни слова, ничего не обещая — просто потом сообщит, мол, тебя ждут там-то... И всё действительно будет решено!
Как нам сказали, он всегда стоял к человеку лицом.
Фитин прекрасно понимал, какая колоссальная ответственность на него возложена — причём не только за государственные интересы, но и за каждого человека, с которым он работает. Особое отношение у него было к фронтовикам, он очень доверял тем, кто понюхал пороху. Понятно, что тогда в управлении почти все были такие — многие сотрудники во время войны служили в «Смерш», имели как оперативный, так и боевой опыт. Поэтому Павел Михайлович внимательно прислушивался к мнению и даже советам подчинённых.
К тому же в людях он разбирался великолепно и знал, кого о чём спросить, чего у кого потребовать, как подойти к человеку.
Памятен среди ветеранов такой случай, произошедший несколько позже, когда Фитин уже возглавлял Свердловское управление МВД. Секретарём комсомольской организации там был Юрий Дементьев — офицер лет двадцати пяти, фронтовик, награждённый орденом Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги», «За взятие Берлина» и «За освобождение Праги». В войну он был шифровальщиком в штабе 4-й гвардейской танковой армии, у легендарного танкового генерала Дмитрия Даниловича Лелюшенко; по возвращении с войны Дементьев поступил в Свердловский горный институт, но через два года его пригласили на службу в управление госбезопасности, а от таких предложений отказываться было не принято.
Кажется, что Юрий Дементьев оказался на месте — весёлый, компанейский, он не только сплачивал молодёжный коллектив, но и пользовался уважением старшего поколения. С Павлом Михайловичем, несмотря на разницу в возрасте, положении и звании, у него были, можно сказать, дружеские и вполне доверительные отношения. Однако вскоре Фитин заявил комсоргу напрямую: «Ты мне не нужен! Тебе здесь делать нечего! Увольняйся!» Тогда уволиться из госбезопасности означало поломать не только карьеру, но и, что было весьма вероятно, саму жизнь. Однако Павел Михайлович прекрасно знал, что он делает, и понимал, какая судьба уготована его молодому другу.
Из Свердловска, имея на руках соответствующие рекомендации, Дементьев прибыл в Москву, где прямиком направился на соседнюю с Лубянской площадью (на Лубянке находилось здание МВД и МГБ) Театральную площадь, в Большой театр СССР, куда и отдал свои документы. И вскоре, по конкурсу, он был принят солистом оперы, а уже потом окончил консерваторию...
